Филипп Александр - Королева Виктория

В ноябре на Кавказском фронте русские захватили Армению, а великий князь Николай [117] Николай Николаевич - старший. , возглавлявший Дунайскую армию, подошел в этот самый момент к вратам Блистательной Порты. Через Алису царь передал следующее послание: «Мы не можем и не желаем ссориться с Англией. Нужно быть полным безумцем, чтобы мечтать об Индии и Константинополе». Но королева не верила этим русским сказкам. Константинополь! Екатерина II всегда о нем мечтала. Виктория бомбардировала министров своими записками. Она устраивала смотры своих войск, грозила отречением от престола. Дизраэли был болен и скрывался в своей загородной резиденции. «Моя фея пишет мне каждый день и телеграфирует каждый час», — стонал он. 15 декабря она приехала к нему с визитом в Хьюгенден вместе с Беатрисой. Один из друзей Гладстона иронизировал: «Королева демонстративно отправилась к Дизраэли, чтобы пообедать с ним в его гетто». А Виктория в очередной раз пыталась уговорить своего премьер-министра проявить смелость и «ускорить развязку». В первый день нового года в Виндзорском дворце она записала в своем дневнике мольбу о том, чтобы «амбициозная агрессивность и не имеющее себе равных двоедушие русских были наказаны».

14 января 1878 года в Осборне шотландец Грэхем Белл продемонстрировал королеве свое изобретение: телефон. Она поговорила по нему с сэром Бидцалфом, который находился в коттедже неподалеку, но ее разочаровало, что было плохо слышно орган и рожок, игравшие на том конце провода. Спустя всего лишь несколько месяцев англичане пустят в широкую продажу этот маленький деревянный аппарат, который перевернет жизнь людей.

А Виктория думала лишь о царе: «О, если бы королева была мужчиной, то сама бы отправилась туда и преподала бы хороший урок этим ужасным русским!» Ах, как же она жалела, что рядом не было упрямого Пальмерстона, который прекрасно умел «возвысить» свой голос в защиту чести британской короны. Чтобы подстегнуть все еще колеблющегося Дизраэли, она предложила ему принять от нее орден Подвязки. Но тот отказался. Осунувшийся, страдающий от ревматизма и подагры, к которым присовокупился приступ нефрита, премьер-министр разрывался между своим другом лордом Дерби, убежденным пацифистом, и своей воинственно настроенной «феей». Лорд Дерби порой злоупотреблял алкоголем и пьяным приходил на заседания Совета министров, а потом распускал язык, и его жена, приятельница графа Шувалова, информировала русского посла обо всех планах правительства. Шувалов вслед за царем считал Викторию «полоумной старухой», а Дизраэли «клоуном от политики». Но не один лорд Дерби выступал за мир, его поддерживал министр по делам колоний лорд Карнавон. А также молодой лорд Солсбери, который вскоре сменит лорда Дерби. Между тем вся Англия в унисон со своей королевой требовала вступления в войну с русскими. Число митингов множилось. Манифестанты перебили стекла в доме Гладстона, который вынужден был вместе с женой укрыться у друзей. Но Дизраэли, по-прежнему больной и слабый, никак не решался на объявление войны.

И вновь Виктория пригрозила ему, что отречется от престола: «И тогда другой наденет мою корону». Она никогда не опустится до того, чтобы «целовать сапоги варваров». Дизраэли прикрывался тем, что его министры пригрозили ему уйти в отставку. Во время одного из ужинов в Букингемском дворце королева, которой все это надоело, сделала выговор «этому нелепому (хотя и умному в некоторых отношениях) лорду Карнавону». Она писала Вики: «Я нападала на него горячо и возмущенно — нужные слова нашептывал мне на ухо британский лев, — а он выглядел растерянным, но не собирался отказываться от своего мнения! И был готов на весь свет объявить о том, что мы не способны действовать!!! Ох, до чего же сегодняшние англичане не похожи на тех, что были раньше! Но мы отстоим свои права и свою позицию наперекор всему. Британцы никогда не станут рабами, таков наш девиз. Я признаю, что никогда не говорила с такой горячностью, как вчера вечером».

Она вновь вспылила, когда узнала, что Аффи вместе с Людвигом Баттенбергским принимал на борту военного корабля «Султан», стоящего на рейде вблизи Константинополя, родного брата Людвига — Сандро, которого русский царь намеревался посадить на трон будущей объединенной Болгарии. Она потребовала наказать обоих, а сыну запретила возвращаться в Англию из опасения, как бы он не заразил своим русофильством остальных братьев и сестер. К счастью, адмирал Хорнби, командовавший английским флотом, видел, что принц Баттенбергский поднимался на борт «Султана» не в русской, а в немецкой военной форме, поэтому адмирал не стал делать Аффи выговор, а ограничился «дружеским внушением».

А обескровленная Турция все еще ждала английского подкрепления. Трижды флот получал приказ выдвигаться. И трижды этот приказ отменялся. «Боюсь, что мы выставляем себя на посмешище перед всем светом, поскольку умеем только лаять, а не кусаться», — сокрушался Берти. Русские войска были в трех днях пути от Константинополя. 19 февраля в местечке Сан-Стефано был подписан мирный договор. Султан признал независимость Черногории, Сербии и Румынии. Согласился на образование Болгарского княжества. Уступил России устье Дуная и крепости Карс и Батум на Кавказе. И, наконец, гарантировал право прохода через Босфор и Дарданеллы как в мирное, так и военное время всем торговым судам нейтральных стран. У турок практически ничего не осталось в Европе. Эти «гнусные» пункты мирного договора стали известны в Лондоне лишь спустя три недели после его подписания. Общественность, как и королева, пришла в ярость: «Для Англии, Австрии и Германии очень плохо, что в Европе сформировался такой мощный русско-славянский блок, и всем странам теперь придется принимать меры, чтобы защитить себя от этой опасности». Лорд Дерби и лорд Карнавон ушли в отставку. «В силу сложившихся обстоятельств» лорд Солсбери объявил подписанный в Сан-Стефано договор неприемлемым для Англии.

Австрия предложила провести в Вене новый конгресс по этому вопросу. Но пройдет он в Берлине под председательством Бисмарка. Гамбетта [118] Леон Гамбетта (1838—1882) — французский политический деятель, занимавший в разное время высокие государственные посты. (Прим. пер.) довел до сведения Берти, находившегося в Париже в «галантной» поездке, что Франция поддержит на конгрессе Англию. Королева устроила по этому случаю импровизированный бал и впервые за долгие годы ее траурное платье развевалось в триумфальном вальсе, который она танцевала со своим сыном. «Артур танцует так же хорошо, как его дорогой папа», — отметила она с материнской гордостью и удовлетворением, что ее монарший гнев принес свои результаты.