Роджер Мэнвелл - Знаменосец «Черного ордена». Биография рейхсфюрера СС Гиммлера. 1939-1945

Именно Альбрехт Хаусхофер спланировал поездку Гесса в Англию в мае 1941 года. Сам он действовал в качестве канала связи между Гессом и президентом Международного Красного Креста в Швейцарии Карлом Буркхардтом, который в свою очередь дружил с Хасселем и его женой. В мае, накануне полета Гесса, Буркхардт рассказал фрау фон Хассель, что в прошлом месяце его посетил в Цюрихе «агент Гиммлера», интересовавшийся мнением Буркхардта по поводу возможной реакции англичан на предложение обсудить условия мира не с Гитлером, а с Гиммлером. Этим «агентом», несомненно, был Лангбен, который познакомился с Хасселями позже, в августе того же года, став одним из их лучших друзей.

Эта запутанная цепочка связей наводит на мысль, что Гиммлер, а может быть, даже Гитлер знали о миссии Гесса в Британии. Во всяком случае, Хаусхофер, чья роль в перелете Гесса была хорошо известна гестапо, был освобожден по приказу Гитлера после недолгого пребывания в тюрьме и пользовался покровительством Гиммлера до конца войны. Возможно, однако, что в самые мрачные месяцы русской кампании именно Лангбен стал источником касавшихся Гиммлера слухов, так как, пользуясь с 1941 года и до самого своего ареста в сентябре 1943-го благожелательным отношением и даже в определенной степени доверием рейхсфюрера СС, он одновременно поддерживал через Попица и фон Хасселя тесный контакт с одной из самых мощных групп Сопротивления. Заметим в скобках, что даже в 1938 году отношения Лангбена и Гиммлера были достаточно тесными и дружескими; во всяком случае, именно через рейхсфюрера СС Лангбену удалось добиться освобождения из концлагеря профессора Фрица Прингсхайма, еврея по национальности, который некогда обучал его праву. Впоследствии Прингсхайму даже позволили покинуть страну.

Лангбен, о котором Хассель упоминает в своем дневнике в мае 1941 года, был, однако, лишь первой ласточкой, за которой вскоре последовали и другие. Нападение на СССР ознаменовало собой начало длительного периода неуверенности и разочарований, приведших к росту недовольства даже в эсэсовской среде. Получив соответствующие сведения от одного из младших служащих СС, Хассель уже в сентябре 1941 года записал в своем дневнике: «Совершенно ясно, что окружение Гиммлера всерьез обеспокоено и ищет выхода».

В декабре Лангбен сообщил Хасселю, что он «занимался проблемой освобождения людей из гиммлеровских лагерей» и что это часто удавалось сделать за солидное вознаграждение. Он также упомянул о «брожении умов в СС», которое, по его мнению, являлось следствием причудливого смешения «варварского партийного духа» и «непонятых аристократических устремлений». И действительно, лидеры СС часто позволяли себе скептически отзываться о партии, исходе войны и самом Гитлере.

В марте 1942 года Лангбен, по свидетельству Хасселя, «все еще уверен в наличии заговора в окружении Гитлера». Эти слухи, несомненно, достигли длинных ушей Чиано в Риме, который уже в следующем месяце отметил в своем дневнике: «[Гиммлер], который прежде был экстремистом, теперь ощущает реальный пульс страны и хочет компромиссного мира». В мае Чиано добавил, что князь Отто фон Бисмарк в германском посольстве в Риме распространяет слухи, согласно которым «Гиммлер ведет собственную игру, побуждая народ роптать».

Сведения о контактах Лангбена и Гиммлера и об их взаимоотношениях вообще, до некоторой степени проливают свет на подлинные намерения последнего. Сотрудница гестапо, занимавшаяся выяснением характера связей Хаусхофера в Великобритании, до такой степени прониклась доверием к объекту своего расследования, что пересказала ему сплетню, согласно которой Гейдрих якобы надеялся сменить Гиммлера на его посту. Хаусхофер в свою очередь решил, что эта информация поможет ему завоевать доверие Гиммлера, и Лангбен передал ее рейхсфюреру СС, который сухо поблагодарил и велел арестовать женщину-агента за распространение ложных слухов. В начале 1943 года Гиммлер предупредил Лангбена, чтобы тот не принимал юридического участия в шпионском процессе, так как самый ход следствия мог вынудить его выступить на стороне Риббентропа против интересов рейхсфюрера СС.

К середине 1942 года Шелленберг почувствовал, что пользуется достаточным доверием Гиммлера, чтобы попытаться обсудить с ним возможность мирных переговоров. Если не считать Геринга, находившегося «более или менее в опале», Гиммлер, по оценке Шелленберга, «был и до самого конца оставался самым могущественным представителем режима». Считая полную победу в войне недостижимой, Шелленберг в августе 1942 года провел в Житомире предварительную беседу с Керстеном (по рекомендации Гиммлера лечившим его от последствий нервного перенапряжения), от которого он хотел узнать, как лучше поднять эту тему в разговоре с Гиммлером. Обретя в лице Керстена верного и надежного союзника, Шелленберг уже на следующий день попросил у Гиммлера об аудиенции для обсуждения «дела, требующего непростого, но важного решения». После второго завтрака, за которым Гиммлер «превратился из сухого чиновника в радушного и любезного хозяина», Шелленберг попытался подготовить почву для разговора. Упомянув о необходимости разумного подхода к решению каждой проблемы, а также о необходимости тщательного анализа и оценки всех возможных вариантов, он напрямик спросил, не обдумывал ли рейхсфюрер альтернативные способы завершения войны. Сначала Гиммлер возмутился, но затем успокоился и стал внимательно слушать аргументы Шелленберга, доказывавшего, что руководителям Германии лучше заключить сделку сейчас, пока они еще могут действовать с позиции силы, а не ждать, покуда война на несколько фронтов настолько ослабит страну, что она растеряет все преимущества. Упомянул Шелленберг о том, какую роль он готов сыграть в предстоящих событиях:

«– Мое положение в настоящий момент таково, что мне, возможно, даже удалось бы повлиять на Гитлера. Я мог бы убедить его уволить Риббентропа, если бы был уверен в поддержке Бормана. Но Борман не должен ничего знать о наших планах. Он способен разрушить всю схему или перекроить ее в пользу компромисса с Советами. А этого нам нельзя допускать.

Гиммлер тем временем что-то бормотал себе под нос, потом стал грызть ноготь и наконец начал вертеть на пальце кольцо в форме змеи – верный признак сосредоточенности. Потом он посмотрел на меня и спросил:

– Вы могли бы начать действовать немедленно, но так, чтобы наши враги не интерпретировали это как слабость с нашей стороны?

Я заверил его, что мог бы.

– Отлично. Но откуда вы знаете, что все это не подействует как бумеранг? Что, если это усилит решимость западных держав достигнуть единства с Востоком?