Роджер Мэнвелл - Знаменосец «Черного ордена». Биография рейхсфюрера СС Гиммлера. 1939-1945

Танковая армия СС Зеппа Дитриха не вполне соответствовала своему громкому названию; одна треть ее танковых дивизий была набрана из «Фольксгренадир», еще треть – из Ваффен-СС. Контрнаступление окончилось неудачей, даже несмотря на участие в нем сформированной Скорцени особой бригады, подчинявшейся непосредственно Гиммлеру, который принял командование на западном направлении всего за несколько дней до начала Арденнской операции. Союзники заранее знали, что Скорцени собирает говорящих по-английски немцев, чтобы переодеть их в английскую и американскую форму и перебросить в расположение противника. Правда, большинству диверсантов Скорцени удалось просочиться в тыл союзнических армий, но все их усилия оказались напрасными, так как танки Зеппа Дитриха застряли в снегу и не смогли оказать им поддержку. Наспех сформированные войска Гиммлера и их командиры, включая прибывшего из Варшавы Бах-Зелевски, тоже воевали недолго и не особенно успешно. Рейхсфюрер попытался было взять Страсбург, но потерпел серьезное поражение; от позора его спасло лишь назначение на пост командующего группой армий «Висла». Двадцать третьего января Гиммлер уехал на Восток, забрав с собой Скорцени. По насмешливому свидетельству начальника штаба Рундштедта генерала Вестфаля, рейхсфюрер СС оставил после себя «целый ворох неразосланных приказов и отчетов».

Новый штаб Гиммлера разместился в Шварцвальде. Борман писал по этому поводу жене: «Его штаб – то есть его поезд – стоит где-то в окрестностях одного из Мургтальских тоннелей или около Трайберга». Штаб– квартира Гитлера находилась в это время в Бад-Наугейме в ста пятидесяти милях оттуда, но Гиммлер держал с ним связь. В канун Рождества он даже присутствовал на приеме и сидел рядом с Гудерианом, который не преминул отметить, что Гиммлер, судя по всему, полностью разделял заблуждения Гитлера:

«У него не возникало никаких сомнений по поводу собственной значимости. Он искренне верил в свои способности военного и считал, что может принимать решения по ходу ведения войны ничуть не хуже Гитлера, а уж про генералов и говорить нечего. «Знаете, мой дорогой генерал-полковник, я не думаю, что русские перейдут в наступление. Все это просто блеф. Цифры, переданные вашим отделом… сильно преувеличены. Эти люди излишне тревожатся. Я убежден, что на восточном фронте ничего не происходит». С такой наивностью не поспоришь!»

Легкомысленное отношение к ситуации, в которой оказалась Германия, действительно передавалось всем, кто находился под влиянием Гитлера. Сам фюрер проводил все вечера за просмотром кинофильмов, а его соратники развлекались как могли. Двадцать девятого декабря Гиммлер устроил прием для Рундштедта и Бормана, после которого гости разъехались по собственным квартирам, чтобы «продолжить веселье, послушать музыку и потанцевать». «Я не танцевал, – пишет Борман жене, – но видела бы ты Йодля!..»

Это, впрочем, не мешало Гиммлеру пристально следить за теми, кто, по его мнению, нуждался в постоянном присмотре. В январе он писал Ройтеру, своему представителю в Голландии: «Приказываю в полном объеме осуществлять репрессии и другие антитеррористические мероприятия. Невыполнение будет рассматриваться как серьезный проступок. Если поступят жалобы о вашей жестокости, вам следует этим гордиться». В мае 1944 года он написал Панке, шефу полиции в Дании: «Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы ваша жена вела себя скромнее… Вынужден просить вас напомнить ей о дисциплине; недопустимо, когда молодая женщина позволяет себе безответственные высказывания по поводу того или иного политического события… Как мне кажется, вы не сумели занять главенствующего положения в семье, подобающего настоящему руководителю СС. Хайль Гитлер!» В августе он послал резкую записку военному губернатору Кракова: «Я крайне недоволен вашими распоряжениями, которые касаются исключительно эвакуации. Я требую стойкости от всех членов администрации. Нужно заниматься делом, а не вывозить свой багаж!» Оказавшись в тяжелом положении на западном фронте, Гиммлер тем не менее нашел время, чтобы написать генералу войск СС Хофле. Сначала рейхсфюрер собирался объявить ему строгий выговор, но потом изменил свое решение: «Я долго размышлял над своим письмом, написанным более двух недель назад, и решил… дать вам еще один шанс». Письмо заканчивалось словами: «Если бы я мог представить, насколько мое поручение превышает ваши умственные способности, я бы избавил нас обоих от этого позора».

В это время Гиммлер уже наверняка понял, что члены СС оказались не способны на то героическое самопожертвование, которого он от них требовал. Об этом свидетельствует сохранившаяся переписка того периода. К примеру, в письме, датированном 14 января 1944 года, анонимный корреспондент сообщал о взяточничестве, мошенничестве и грабежах, в которых были замешаны многие высокопоставленные руководители СС. Автор назвал по именам около дюжины офицеров СС, которые вели роскошный образ жизни, в то время как все его сыновья воевали на фронте, а дом сгорел после авианалета. Это – настоящее предательство, писал возмущенный корреспондент.

Десять дней спустя, 24 января, старший офицер СС написал Гиммлеру, что глупо призывать на фронт рабочих с военных заводов, так как на фронте не хватает не солдат, а снаряжения.

Шестнадцатого февраля бригадефюрер СС Хофман прямо спрашивает у Гиммлера, что ему делать с огромным количеством иностранных рабочих, которые стали серьезной обузой для рейха теперь, когда границы сокращаются и для них не остается никакой работы. Следует ли их оставить врагу? Ответ на это письмо не сохранился.

Двадцать третьего февраля Гиммлер сам отправил письмо Борману, которого по-прежнему называл «дорогой Мартин». В письме он упомянул о донесении молодого офицера СС Вильгельма Вермолена, в котором тот сообщал о низком моральном духе партийных руководителей, первыми бежавших с поля боя.

Назначение Гиммлера на высокий «боевой» пост произошло почти одновременно с передачей фюрером Герингу и Гиммлеру непосредственного командования боевыми частями люфтваффе и СС соответственно. Армия больше не имела власти над этими формированиями, которые отчитывались только перед своими руководителями и передавались в оперативное управление армейского руководства только на период решения отдельных тактических задач. Теперь Гиммлер, как и Геринг, мог свободно вмешиваться в вопросы стратегии и тормозить приказы армейских командиров, если они касались его людей.

По свидетельству Вестфаля, Гиммлер исторгал «потоки бессмысленных приказов», но Кейтель, к счастью, негласно порекомендовал профессиональным военным «принять к сведению новые методы руководства». Это, впрочем, не могло полностью исправить положение, так как Гиммлер, будучи «патологически недоверчив», ревностно следил, чтобы его не «выставляли в невыгодном свете», и частенько обвинял армию в том, что его идиотские приказы остались не выполнены или не дали ожидаемых результатов.