Курт Мейер - Немецкие гренадеры. Воспоминания генерала СС. 1939-1945

Наши пикирующие бомбардировщики U-87 покружились над нами и улетели в западном направлении – они взлетели с аэродрома в Харькове. Они покачали крыльями в знак солидарности и обстреляли вражеские колонны из своего бортового оружия. Мы узнали из показаний пленного, что вклинились в авангард 6-го гвардейского кавалерийского корпуса и двигались прямо через расположение корпуса. Мы кинжалом вонзились в его наступающие в западном направлении головные колонны. Во второй половине дня 11 февраля начался сильный снегопад с метелью. Снежные заносы делали всякое продвижение вперед невозможным. Нам приходилось расчищать себе путь лопатами. Метель со страшной силой держала нас в своих объятиях. Наши машины шли буквально впритык. Обгон был невозможен. «Дорога» стала глубокой траншеей в снегу. Бронемашины пробивались через снег, как снегоочистители; метр за метром мы продвигались через сверкающую белую стену. Противник появлялся лишь в смутных очертаниях. Обе стороны сражались со всемогущей погодой.

В сумерках мы оказались перед широкой низиной. Я раздумывал, следовало ли нам рискнуть повести боевую группу в заснеженную долину. Судя по карте, долина должна была быть 1000 метров шириной и на 50 метров ниже, чем окружающая местность. На другой стороне этой преграды была деревня; мы должны были добраться до нее, если не хотели быть совершенно занесенными снегом. Несколько человек на лыжах были отправлены на разведку. Вюнше и я в ожидании возвращения разведки находились с нашим передовым охранением. Когда она вернется, мы узнаем, можно ли нам двигаться через снежную долину.

Прячась за снежными сугробами, мы продвигались вперед, когда караульный вдруг возбужденно указал прямо вперед и прошептал: «Танк!» Он был прав! Затем мы услышали глухой рев двигателя. Танк должен был преодолеть вверх по склону несколько сот метров прямо перед нами. Нашему головному танку сразу же было передано предупреждение. Наводчик держал руку на спуске, готовый вести огонь. Мы молча поджидали советский танк. Вот он; я его вижу! Он медленно полз вверх по склону. Макс Вюнше прошептал: «Господи Иисусе, он поворачивает башню прямо на нас! Разве ты не видишь пушку!»

Вдруг караульный громко рассмеялся. Перед нами был огромный бык, голову которого мы приняли за башню танка, а рога – за ствол орудия. Метель сыграла с нами забавную шутку. Несмотря на жестокий холод, мы посмеялись от души.

Еще через час мы выбили красноармейцев из теплых жилищ и заняли деревню. Было только 18.00, но очень темная ночь опустилась на нас, не позволяя распознать ни друга, ни врага. Машины и танки продвигались медленно. Темнота исключала всякую ориентацию. Мы застряли среди частей 6-го русского гвардейского кавалерийского корпуса. Наша артиллерия и обоз были отрезаны от главных сил боевой группы. Вклинившийся противник расколол маршевую колонну на две половины. Артиллерия заняла круговую оборону. Я узнал по радиосвязи, что атакующие подразделения противника находились уже в 25 километрах к западу от нас и пошли на штурм Краснограда. В Краснограде уже были войска гренадерского моторизованного полка СС «Туле» 3-й танковой (см. примечание ранее. – Ред.) дивизии СС «Мертвая голова». Он был спешно брошен в прорыв, чтобы помешать наступлению противника. Главные силы этой дивизии все еще ехали в эшелонах по железной дороге между Францией и Днепром!

Две усиленные полковые боевые группы вели тяжелые бои к востоку от Харькова. Силы немцев, оборонявших Змиев, не могли соперничать с большими массами атакующих русских, которых поддерживала сильная артиллерия. Наша собственная, неглубоко эшелонированная оборона у Рогани восточнее Харькова сдерживала необыкновенно мощные атаки русских, поддерживаемые все новыми силами, постоянно подтягиваемыми к полю боя. В этом бою уже не было ничего человеческого. Он был жестоким, и в нем применялись самые бесчеловечные методы. Советские войска совершили ужасающие акты насилия в отношении пленных солдат на аэродроме Рогани. После немецкой контратаки здесь были обнаружены 50 убитых эсэсовцев. У десятерых были выколоты глаза, а у одного отрезаны гениталии. За редким исключением, на их телах были страшные ожоги. Десять человек были полностью сожжены и обуглились.

Вслед за взятием Белгорода армия врага углубилась также в район к северо-западу от Харькова. К 13 февраля левый фланг обороны Харькова простирался на участке Русские Тишки – северная часть Русская Лозовая – железнодорожная станция Емцов-Фески. Батальону мотопехоты на бронетранспортерах (SPW) «Лейбштандарта» под командованием Йохена Пайпера удалось установить контакт с 320-й пехотной дивизией восточнее Змиева и уничтожить прорвавшиеся группы противника южнее. Остатки 320-й пехотной дивизии были совершенно вымотаны и оставляли жалкое впечатление. Более 1500 раненых все же выжили в ходе полного лишений марша сквозь ужасную метель и были немедленно переправлены в тыл, где о них позаботились. Долго голодавшую дивизию (точнее, то, что от нее осталось) накормили в «Лейбштандарте».

Лавина наступающих советских войск катилась все дальше на запад и приближалась к Днепропетровску. Под угрозой был весь фронт немецкой группы армий «Юг». В результате такого развития событий я получил приказ двинуться в направлении Алексеевки и преградить путь наступающему на запад противнику.

Метель на харьковском фронте все еще буйствовала, забивая снегом оптические приборы наших танков. Русские войска и моя боевая группа двигались мимо друг друга. В середине дня самолет-разведчик покружил над нами и сбросил послание, прикрепленное к дымовой шашке. Вокруг нас находились наступающие советские войска. Спустя 24 часа мы добрались до Алексеевки и перешли к круговой обороне. В этот момент мы были самым восточным соединением на харьковском фронте.

Сможет ли боевая группа выполнить свою задачу? Она была предоставлена самой себе – почти без артиллерии, танков и обозов. Поселок был довольно большим; он протянулся по обе стороны от дороги. Тем временем в ходе разведки местности мы наткнулись на русский дозор и открыли огонь с расстояния не более пяти метров. Метель делала видимость нулевой. Оберштурмфюрер СС фон Риббентроп рухнул в нескольких шагах справа от меня. Пуля, пробившая легкое, свалила его на землю. Но на следующее утро состояние Риббентропа было неплохим. Он отказывался от эвакуации в безопасное место на «Шторьхе» до тех пор, пока в котле находится хотя бы один раненый солдат. Советские войска хлынули потоком мимо нас по обе стороны поселка.

Я был рад услышать донесение Макса Вюнше о ситуации. Он пробивался к нам вместе с бронетехникой, артиллерией и обозом. Мы надеялись, что он прибудет вовремя; нам срочно нужны были горючее и боеприпасы.