Эрнест Джонс - Жизнь и творения Зигмунда Фрейда

Естественно, он ощущал значительное беспокойство за судьбу двух своих сыновей: самого старшего, Мартина, сражающегося в Галиции и России, и самого младшего, Эрнста, сражающегося против Италии после ее вступления в войну в апреле этого года. Мартин уже заслужил награду за проявленную храбрость. Оливер, еще один его сын, на протяжении всей войны занимался инженерной работой, сооружая туннели, бараки и т. д. Он получил диплом инженера в тот самый день, когда Анна получила диплом учительницы. У Фрейда было несколько сновидений по поводу несчастий с его сыновьями, которые он интерпретировал как зависть к их юности.

Фрейд предпринимал отчаянные усилия, чтобы спасти психоаналитические журналы для сохранения определенной непрерывности в работе. Ему удалось спасти «Zeitschrift» и «Imago» ценой отказа от предполагаемого выпуска своей книги, публикуя главы из нее в этих журналах, но «Jahrbuch » никогда больше не вышел после 1914 года. Фрейду приходилось брать на себя большую часть редакторской работы. Абрахам и Ференци были далеко. В июне был призван на военную службу Ранк, в августе — Захс, однако после нескольких дней обучения в Линце его освободили от военной службы. В своем письме Фрейд говорил, что, по всей видимости, повторяется его ранний период огромной трудоспособности, но полнейшего одиночества. Когда разразилась война, венское общество прекратило собрания, но зимой они были возобновлены и проходили через каждые три недели. Практика, конечно, была скудной. В начале этого года имелось всего лишь два или три пациента, все венгерские аристократы.

За исключением Ференци, которому удавалось на короткое время вырываться в Вену два или три раза, Фрейда мало кто посещал как в этом году, так и в последующие годы. Одним из особенно интересных посетителей стал Райнер Мария Рильке, который проходил военную службу в Вене. Фрейд наслаждался вечером, который Рильке провел с его семьей. 13 сентября он поехал через Мюнхен и Берлин в Гамбург, чтобы погостить у своей дочери Софии и насладиться обществом своего первого внука.

Переписка Фрейда в этом году, хотя и уменьшилась по объему по сравнению с прошлым годом, является тем не менее ничуть не менее интересной. Следующие абзацы из письма Фрейда к Патнему, датированного 7 июля 1915 года, наводят на мысль об углублении проницательности Фрейда в отношении происходящих событий в обществе.

Моим основным впечатлением является то, что я намного примитивнее, скромнее и менее сублимирован, чем мой дорогой друг в Бостоне. Я представляю его благородное честолюбие, его сильное желание знания и сравниваю с*этим свою собственную ограниченность тем, что является ближайшим, более доступным и, однако, реальным малым, и со своим побуждением ограничиваться тем, что лежит в пределах возможного. Мне не кажется, что я не могу оценить, к чему Вы стремитесь, но что пугает меня, так это большая неопределенность всего этого; у меня, скорее, тревожный, нежели смелый темперамент, и я готов пожертвовать очень многим, чтобы ощущать себя на твердой почве.

Недостойность людей, даже аналитиков, всегда производила на меня глубокое впечатление, но почему прошедшие анализ люди должны быть в целом лучше других? Анализ позволяет стать цельным, но добрым сам по себе не делает. Яне согласен с Сократом и Патнемом, что все наши недостатки возникают из-за неточности и невежества. Мне кажется, что на анализ возлагается непосильная ноша, когда от него требуют, чтобы он реализовал в каждом его драгоценный идеал.

В этом же году Ференци рассказал Фрейду об опыте проведения анализа со своим командиром во время верховой езды вдвоем, который он назвал первым засвидетельствованным «тазовым психоанализом». Затем он высказал мысль, что у Фрейда есть много общего с Гёте, и привел большое количество их общих черт, таких, как любовь к Италии, которая, как можно предположить, обычна для большинства северян. Фрейд ответил: «Мне действительно кажется, что Вы оказываете мне слишком большую честь, поэтому от этой Вашей мысли я не получаю никакого удовольствия. Я не вижу какого-либо сходства между мной и этим великим человеком и не из-за своей скромности. Я достаточно люблю правду — или, лучше будет сказать, объективность, — чтобы обходиться без этой добродетели. Я сравниваю частично Ваше впечатление с тем, которое получает каждый, когда, например, видит двух живописцев, работающих с кистью и палитрой; но это еще ничего не говорит о равной ценности их картин. Кроме того, существует некоторое сходство в Вашем эмоциональном отношении к обеим личностям. Позвольте мне признаться, что я нахожу в себе только одно первоклассное качество — разновидность храбрости, на которую не оказывают влияние условности. Между прочим, Вы также принадлежите к этому продуктивному типу и, должно быть, заметили, чем это обусловлено в Вас самом: последовательность смелого полета фантазии и безжалостная реалистическая критика».

Однако Ференци никак не хотел отказываться от своей мысли и представил еще большее количество моментов сходства. После чего Фрейд ответил: «Так как Вы упорствуете в сравнении меня с Гёте, я лично могу внести в это сравнение несколько своих дополнений, как за, так и против этого сходства. За него говорит то, что мы оба останавливались в Карлсбаде, а также наше уважение к Шиллеру, которого я считаю одним из благороднейших людей немецкой нации. Против этого сходства говорит мое отношение к табаку, который Гёте просто ненавидел, в то время как я считаю табак единственным оправданием оплошности, совершенной Колумбом. В целом меня не угнетает какое-либо ощущение величия».

В другом письме Фрейд спросил Ференци, знает ли тот, что существует такая вещь, как преступление, обусловленное чувством вины, и что заикание может быть вызвано замещающим перенесением вверх конфликтов, связанных с экскриментальными функциями.

Наиболее важным вопросом, который Фрейд обсуждал в переписке с Абрахамом в 1915 году, была тема, представлявшая для них общий интерес, — психология меланхолии. Самым интригующим, однако, явилось его замечание о том, что он наконец достиг осознания основы детской сексуальности. Больше об этом ничего не было сказано, но можно предположить, что уже тогда он размышлял об изменении своих взглядов на садизм и мазохизм, которые высказал девять лет спустя и которые всегда сопутствовали его теории влечения к смерти.

В этом году Фрейду пошел шестидесятый год, и мысль о приближении этого возраста тяготила его. Он суеверно считал, что ему осталось жить еще лишь пару лет. Поэтому он хотел попытаться синтезировать свои самые глубокие психологические концепции и добавить к ним все, что, как ему казалось, он должен еще дать миру. Такое намерение зрело в нем в течение последних нескольких лет. Четыре года тому назад он сказал Юнгу, что в нем «зарождается великий синтез» и что он намеревается начать работать над ним следующим летом. Он давал различные заглавия этой книге: «Zur Vorbereitung der Metapsychologie» («Введение в метапсихологию»), «Abhandlungen zur Vorbereitung der Metapsychologie» («Вводные эссе no метапсихологии») и «Uebersicht der Uebertragungpneurosen» («Общий обзор неврозов переноса»).