Франц фон Папен - Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947

Нейрат добавил, что он сильно заинтересован в скорейшем включении в работу австрийского правительства сторонников Большой Германии, и заверил, что нацистской партии в Германии будут даны указания строго соблюдать условия соглашения.

Едва закончился визит Шмидта, как австрийский канцлер выступил в Клагенфурте с речью перед членами своего Отечественного фронта. У этого движения, сказал он, существует три потенциальных врага: коммунизм, которого не следует слишком опасаться, национал-социализм и пораженческие настроения в собственных рядах. Он заявил, что австрийский нацизм следует рассматривать как врага австрийского правительства и народа.

На следующий день я получил телеграмму от Нейрата с указанием выразить Шушнигу его изумление по поводу столь странных последствий вполне удовлетворительных результатов визита Шмидта. «Неужели канцлер действительно думает, что может продолжать свои безжалостные действия против национал-социализма в Австрии и при этом проводить общий с рейхом курс по вопросам, касающимся интересов германских народов?» Он добавил, что эта речь полностью исключает возможность его ответного визита в Вену.

В своем ответе Гитлеру я пытался выдвинуть правдоподобные объяснения резкому тону, выбранному канцлером, и объяснял, что на самом деле его речь была обращена ко всем тем сторонникам Большой Германии, которые не склонны признавать идею независимой Австрии. Шушниг выразил мне свое сожаление по поводу возникшего непонимания, а я известил Гитлера о том, что канцлеру совершенно определенно дано понять о возможности воплощения в жизнь ожидаемого развития наших отношений только при условии согласия между австрийским правительством и основной поддерживающей его силой, Отечественным фронтом, с одной стороны, и сторонниками Большой Германии – с другой. Я просил Шушнига не посчитать этот демарш вмешательством во внутренние дела Австрии, но отнестись к нему скорее в духе июньского соглашения. Общему делу будет нанесен урон, если рассматривать соглашение только как фасад, за которым будет продолжаться ограниченная узкими местными рамками австрийская политика. Шушниг отвечал, что полностью сознает историческую роль Австрии в рамках нового германского блока. Он был готов сделать необходимые выводы из изменившегося положения Австрии в послевоенном мире. Далее я продолжал говорить Гитлеру о своем беспокойстве по поводу непрекращающейся подпольной деятельности стоящей вне закона нацистской партии и о неудобствах, вызванных тем, что Леопольд, как видно из-за какого-то комплекса неполноценности, препятствует надежным людям умеренных взглядов занимать любые влиятельные должности.

Примерно в это время советник моего представительства князь цу Эрбах был переведен посланником в Афины. На смену ему мне прислали Фрейгера фон Штейна, бывшего до того советником в Праге. Он вскоре раскрылся как ярый нацист, при всяком удобном случае оказывавший поддержку членам австрийской партии и создававший для меня множество затруднений.

В этой связи интересно рассмотреть меморандум о деятельности Леопольда, который Штейн в этот период направил в германское министерство иностранных дел. Его содержание стало мне известно только после войны как часть собрания документов германского министерства иностранных дел, опубликованного в Лондоне Управлением по изданию официальных документов. В нем Штейн характеризует Леопольда в самых превосходных выражениях и упоминает, что рекомендовал его Шушнигу как надежного человека. По-видимому, Штейн сказал Шушнигу, что конфликт между церковью и государством в Германии трудноразрешим из– за антиклерикальных склонностей значительной части германского населения.

Это замечание показывает, что не только мои ближайшие сотрудники занимались, не информируя меня об этом, составлением независимых докладов для министерства иностранных дел, но даже проводили политику, диаметрально противоположную моей собственной. Эта интрига продолжалась до февраля 1938 года, причем, по всей видимости, с полного одобрения германского министерства иностранных дел, чьим чиновникам, как видно, претили мои прямые контакты с Гитлером. Тем не менее в их переписке со мной никогда не появлялось даже намека на расхождения между нами во мнениях по политическим вопросам.

Я часто касался страхов, испытываемых церковью по поводу угрозы, которую для нее представляло национал-социалистическое движение, и непрерывно привлекал внимание Гитлера к опасности проведения такой политики. Эта проблема была особенно важна для Австрии, поскольку Ватикан опасался, что католики в Австрии могли бы в результате объединения подвергнуться таким же притеснениям, как и в рейхе, хотя само по себе объединение и усилило бы христианский фронт в Большой Германии. Мне часто случалось обсуждать эту проблему с епископом доктором Алоизом Гудалом, руководителем германского религиозного фонда «Анима» в Риме. Уроженец Богемии, он уделял огромное внимание всей проблеме религиозных отношений в Австрии и Германии при нацистском режиме. В 1936 году он издал книгу [148]об основах национал-социализма, в которой осветил все аспекты этого вопроса. Одобряя усилия нацистского режима по нахождению новой основы для взаимоотношений капитала и труда и его резкое противодействие нигилистическим тенденциям большевизма, доктор Гудал в то же время выражал мнение, что оно может достичь успеха в своих устремлениях только при условии очищения его программы от всего находящегося в противоречии с теорией и практикой христианской этики.

Книга была опубликована в Австрии, и я по просьбе доктора Гудала презентовал Гитлеру ее первый экземпляр, снабженный дарственной надписью. Он принял книгу с благодарностью и пообещал с интересом прочесть. Более того, он распорядился о ее свободном ввозе в Германию, где, как я надеялся, она могла бы вызвать отрезвляющее действие. Геббельс и, самое главное, Борман отреагировали очень быстро. Они заявили Гитлеру, что книга может негативно повлиять на партию, и все мои старания убедить его в том, что открытое обсуждение этих проблем будет иметь чрезвычайно важное значение, сводились на нет простым предположением, что вызванные этим текстом дебаты могут угрожать партии. Доктор Гудал был горько разочарован, что его попытка разрешить противоречия, открыто их сформулировав, ни к чему не привела. Его критиковали за предположение, что в 1936 году еще было возможно какое-то изменение характера национал-социалистического режима, хотя даже сам папа в 1937 году в своей энциклике выражал надежду на возможность таких изменений. Для меня самого, принимая во внимание мое знание растущей оппозиционности австрийской католической иерархии по отношению к идее более тесных отношений с Германией, этот инцидент стал новым ударом.