Франц фон Папен - Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947

Я упомянул об этих публикациях не только из-за того, что они полностью исчерпывают рассказ о предполагаемых событиях, который приобрел такое широкое распространение, но также потому, что эти книги, по всей вероятности, являются его основным источником. Общие положения дискуссии по этому вопросу вновь появились в германской прессе в 1948 году. Поэтому мне доставляет особенное удовольствие впервые процитировать в печати данное 15 июля 1948 года под присягой заявление мистера Джорджа П. Варбурга, в настоящее время являющегося главой семейства американских банкиров, фамилия которых была использована для придания правдоподобия фальшивкам, положившим начало всей этой истории. Я получил его разрешение воспроизвести здесь этот пространный документ-опровержение, который напечатан в виде приложения к этой книге.

Детальное расследование, проведенное мистером Варбургом, установило, что оригинальный текст признаний «Сиднея Варбурга» был написан неким ныне покойным Дж. Д. Шаупом и являлся фальшивкой, что к настоящему времени уже признано его сыном. Утверждение, что «Сидней Варбург» являлся сыном покойного Пола М. Варбурга, несостоятельно, поскольку сына с таким именем у него никогда не было. Его наследник, Джеймс П. Варбург, в своих удостоверенных присягой показаниях разоблачил всю эту фальсификацию. Он также имеет возможность определенно установить ложность обвинений, повторенных в книге Циммермана и в еще одной версии фальшивки, которая содержится в книге «Spanisher Sommer» («Испанское лето»), написанной господином Рене Зондереггером, известным также под именем Зеверина Рейнгардта, одно время проживавшим в Цюрихе.

Со своей стороны я чрезвычайно благодарен мистеру Варбургу за окончательное разоблачение этой зловредной клеветы. Обвинения такого рода почти невозможно опровергнуть с помощью простого их отрицания, а его авторитетное опровержение дает мне возможность подкрепить мои собственные заявления протеста. Могу только еще раз самым категорическим образом утверждать, что никогда, ни при каких обстоятельствах я не передавал ни в распоряжение Гитлера, ни в распоряжение его партии ни единого пфеннига как из собственных своих средств, так и из чьих бы то ни было еще.

Проблемы финансирования нацистской партии меня не занимали, и я не имел по этому поводу никаких контактов со Шредером. Это правда, что после формирования правительства Гитлера доктор Шахт провел среди различных промышленных и торговых фирм сбор пожертвований на нужды избирательной кампании, но в тот момент я не принадлежал к числу гитлеровских кандидатов в депутаты. На следующих выборах я с моими друзьями выставлялся по списку «черно-бело-красных», и мы не делали никаких взносов в избирательный фонд Гитлера и не получали от него поддержки.

Давно пора дать правильную оценку этим «разоблачениям», связанным с вопросом о финансовой помощи Гитлеру. Мне неизвестно, какие суммы поступали для поддержки выборов в Липпе, и в настоящее время выяснить это представляется делом весьма трудным. Шредер и Тиссен вполне могли объединиться для этой цели, хотя маловероятно, чтобы тогда вообще возможно было собрать сумму в 200 миллионов.

После завтрака у Шредера у меня оставалось несколько дней, которые я собирался провести у своей матери в Дюссельдорфе, потому я не возвратился в Берлин немедленно. Но прежде я поехал в гостиницу «Эксцельсиор» в Кельне и отправил оттуда Шлейхеру пространное письмо с описанием моего свидания с Гитлером и вопросов, затронутых в переговорах с ним. На следующее утро оно должно было оказаться у него на рабочем столе. Поэтому легко вообразить себе мое изумление, когда утренние газеты 5 января вышли с сообщением о моей встрече с Гитлером в сопровождении обширных комментариев по поводу «нелояльности», которую я продемонстрировал по отношению к Шлейхеру. Сообщения вышли с пометкой «Из Берлина сообщают» и должны были быть отправлены в печать раньше, чем Шлейхер мог бы ознакомиться с содержанием моих переговоров. Я поспешил к телефону, чтобы передать прессе свой собственный отчет о происшедшем, и тогда же выяснил, что Шредер, по собственной инициативе, предварительно даже не известив меня, сообщил газетчикам, что встреча была организована по его предложению. Были опубликованы настолько недостоверные отчеты о случившемся, что я был вынужден просить Гитлера обнародовать коммюнике с его версией событий, что и было им сделано.

Подоплека всего этого была еще более странной и тревожной. Шлейхер, кажется, уже тогда относился ко мне со значительным недоверием. Ему было хорошо известно о моих тесных отношениях с президентом, и он знал, что Гинденбург расстался со мной в значительной степени вопреки своему желанию. Его отнюдь не радовало, что я по-прежнему имею доступ к фельдмаршалу. Он очень внимательно наблюдал за моими перемещениями и даже приказал вести прослушивание моего телефона. Поэтому ему было все известно о предполагаемой встрече в доме Шредера, и именно он прислал туда фотографа, который, как выяснилось, оказался детективом. Вспоминая сейчас то время, я должен признать оправданным удивление, которое должен был испытать Шлейхер, когда узнал о таком развитии событий, не получив о них предварительной информации от меня. Если бы он выждал всего несколько часов, то у него не возникло бы необходимости поднимать такой громкий политический шум. Во всяком случае, мне совершенно непонятно, почему он не спросил у меня обо всем напрямую, воспользовавшись нашими долгими близкими отношениями. Он должен был по крайней мере учесть тот факт, что я мог даже не подозревать о возникшей между нами напряженности, и мне не могла прийти в голову самая мысль о том, что любая попытка образумить Гитлера может быть ему неприятна.

Когда я 9-го числа наконец приехал в Берлин, то сразу же отправился в рейхсканцелярию и провел полтора часа со Шлейхером, пытаясь устранить возникшее недоразумение. Он казался вполне удовлетворенным, и моя жена записала тогда в дневнике, что я повторил ей сказанные им слова: «Этот день стал бы худшим в моей жизни, если бы сегодня я потерял вашу дружбу». Некоторые из его комментариев, обращенных к нашим общим знакомым, были куда менее дружелюбны. «Если Папен протянет зиму, то останется при власти навечно», – сказал он одному из наших друзей. Тем не менее 10 января он выпустил коммюнике, в котором говорилось: «Беседа между герром фон Папеном и рейхсканцлером не дает никаких оснований для утверждений прессы о том, что в результате известного свидания между ними возникли разногласия». Единственное, что я хочу с абсолютной ясностью здесь показать, это то, что события, произошедшие 30 января, не имели ничего общего с проведенными мной 4-го числа переговорами.