Ролан Быков - Я побит - начну сначала!

Виктор Листов

Чехословацкая переводчица Эйзенштейна спросила об употреблении слова «образ». Виктор взял библию — «по образу и подобию». У чехов образа нет, есть «подобие». Двух слов — «образ и подобие» нет во всей западной церкви. Два слова у греков — русских — болгар.

Основная дилемма богословия Запада — «Порок и добродетель». (Мысль прагматическая, доходящая до индульгенции.)

Основная проблема восточного христианства — «Закон и благодать». (Благодать — выше закона. Основные богословские работы о Благодати.)

Истоки духовности и тайны души в искусстве Достоевского, Толстого и пр.

Это до чрезвычайности важно, очень похоже на истину и требует того, чтобы все согласовать с моими представлениями.

Спор Паши [98] Павла Санаева. с приятелем

Приятель в Луна-парке одолжил 1 р. 20 коп. Паша взял в «Детском мире» у приятеля 20 коп. Тот говорит: «Отдавай». Паша возражает: «Ты же мне должен 1 р. 20 коп.» — «Ну и что?» — говорит приятель. — «Я у тебя брал в Луна-парке, в Луна-парке и отдам, а сейчас я хочу мороженое — отдавай 20 коп., которые ты у меня взял в "Детском мире"».

День добрый вам, мои мечты!

День добрый вам, мои надежды!

Мои прозрачные одежды

Всей этой жалкой простоты!

Любовь, день добрый и тебе,

Со всею нежностью и болью,

Вдруг проступающая солью,

На всем, что есть в моей судьбе!

День добрый вам, мои невзгоды

День добрый вам, тоска и грусть,

Как вы ни тягостны мне - пусть,

Мне не вернуть ни вас, ни годы.

День добрый и тебе, мой день,

День сумеречный или ясный,

Ступень в желанный мир прекрасный

И к смерти новая ступень.

* * *

Расстояние меж нами

То сожмется до нуля,

То бескрайние поля

Разлетаются полами.

Будущие первооткрыватели, испытывая страсть к неизведанным областям и белым пятнам на Земле, отправятся в экспедиции по миру наук нашего времени, и им придется продираться сквозь терминологические джунгли и торосы, сквозь всякого рода фальсификации и т.д. Сказочно богатые страны человеческого гения погребены под пеплом и лавой массовой культуры.

Извержение массовой культуры — вот чему мы нынче свидетели.

Опять и опять полтора часа давал интервью по вопросам детского кино. Поразительно то, что я столько лет не могу четко сформулировать, что же оно такое, это самое детское кино.

Это, конечно же, не простой вопрос. И его сложность делится на два: первое — вопрос сложен сам по себе; второе — вопрос усложнен всякого рода предрассудками, убожеством или даже убогостью распространенных суждений, взрослым всезнайством и пошлостью современного образа мышления «интеллектуальных» масс.

Если разбираться в вопросе самом по себе, то кино для детей не нечто особое и самостоятельно существующее, а, во-первых, часть всего кинематографа. Это не метод, не стиль и не иные законы. Это искусство во плоти, или плоть от плоти, это кинематограф в одном из своих проявлений.

Во-вторых, понятие детское кино не существует без детского зрителя. Детское кино — это менее всего вещь в себе. Это понятие включает в себя не только само произведение искусства и всю сумму организационных вопросов демонстрации фильма. Когда в зале дети, «Чапаев» — классика детского кино и т.д.

В третьих, задача детского кино — это особые заботы о детях в реальной ситуации сегодняшнего мира: точно так же, как из душных городов детей увозят за город в пионерлагеря, ибо там свежий воздух, детское кино «вывозит» детского зрителя на свежий воздух сказки и прочих необходимых жанров. Солнце есть солнце, но в утренние часы его ультрафиолетовые лучи считаются детским Солнцем (пусть даже неправильно, что это так считается).

(Это тусклое дело...)

Надо пытаться найти основу для ясного понимания проблемы детского кинематографа — она в главном должна быть ударом, неуязвимым и не вызывающим сомнений.

14-15.07.83 г.

Итак, снова жуткий и пошлый (что обиднее) обман, и снова игра в пользу студии и Госкино. Досталь сказал мне, что Сизов склоняется к двум сериям, что для этого надо показать немедля, что будут смотреть Сизов и Павленок.

Пришло все Госкино, главная редакция и объединение. Сизов, Павленок, Богомолов, Сатиков, Мамилов, Глаголева, Сахаров, Степанов и т.д. И снова никто не обсуждал двух серий. И снова...

Все обсуждали картину. Это не только неверно, а профессиональное преступление — интонация решает все, мера решает все, и это известно всем.

Я не принимаю обсуждение картины. Меня обвиняют в том, что я не выполнил замечаний заключения — вот заключение, там не говорилось ничего из того, что говорится сейчас. Более того, там написано то, что явно безграмотно, и это даже не обсуждалось.

К разговору с Сизовым:

Быков начал готовиться к серьезному бою за «Чучело», ибо началось серьезное удушение картины. Надо было искать единомышленников. Главное для него было доделать картину и сделать перезапись. Так как в неперезаписанном виде она существует в лучшем виде на двух пленках, это значит, ее никому нельзя вне студии показать. Он для себя решил, пусть положат на полку, как «Комиссар» или «Операция "С Новым годом"». Придет ее черед, важно, торговаться за поправки, сцены, собирать силы, общественное мнение...

1. Кто вам сказал, что я требовал просмотра министра? Я отказывался показывать без монтажа, озвучания и музыки. Досталь сказал мне, что вы согласны на две серии (склоняетесь) и будете в рабочем порядке смотреть с Павленком. Я поохал, что с Павленком, но поверил! Этой ошибки я больше не повторю. Первый раз я поверил Ермашу (первый просмотр), второй раз — Досталю (второй просмотр). Это дезориентация в работе — для того, чтобы поправить художника, надо дать ему высказаться. (Опасно!) Нет, не так: больше я рисковать не могу, и поэтому кроме как на двух пленках я больше материал не показываю (что соответствует договору режиссера со студией).

2. У меня к картине (будущей) много тех же претензий, что и у посоветовавших:

а) Лишнее (пробеги и погони), может быть, убрать все, может быть, чуть — это надо пробовать; разговоры о деньгах, стоящие подряд; унижение деда, переборы по метражу внутри сцен (это кажется главным); лишнее в сожжении, в платье, в количестве крика и т.д.

(Это может быть метров 300—400 или менее — я должен подсчитать.)

б) Я хотел бы отсечь все, шельмующее замысел, искажающее стройность и чистоту истории, — создать дыхание, движение и т.д.

(Этого же требуют от меня все.)

3. Вопрос о том, что необходимо убрать сожжение, можно решать только после выполнения всех прочих замечаний — это надо отложить.

(Заранее говорю, что это можно сделать только с письменного заключения об изъятии этой сцены из сценария: во изменение сценария (повести) и т.д.)