Иван Бунин - Устами Буниных. Том 2. 1920-1953

14 мая.

Пришли деньги из Америки. Ян успокоился. […]

16 мая.

[…] Статья Савельева о «Жизни Арсеньева» в «Руле». Хорошая, лучше, чем М. Ал. [Алданова. — М. Г.]. Он глубже взял и оригинальнее понял это произведение. […]

Настроение Яна поправляется, он прямо стал другим человеком, чем был в Париже. Бог даст, скоро начнет писать. […]

17 мая.

[…] За обедом разговор о смерти. Ян возмущается обрядами. — «Умер человек и как можно быстрее его увезти. Я хотел бы, чтобы меня завернули в холст и отправили в Египет, а там положили бы в нишу на лавку и я высох бы. А в землю — это ужасно. Грязь, черви, ветер завывает». Говорил он об этом с изумительным спокойствием. Говорил, что не может видеть крепа. […]

18 мая.

[…] У Ил. Ис. болит зуб, но он старается не подавать виду… А все же в этом году он не такой, каким был в прошлом. […] По-видимому, ему нравится Скабарь, во всяком случае, он пока ему интересен. И только с ним он говорит охотно. […] Он сказал: «Мне он нравится. По-моему, он умный, наблюдательный, чистый». […]

28 мая.

Неожиданно съездила на машине в Клозон. Ол. Л. [Еремеева. — М. Г.] в чистом белом фартуке, дети на вид здоровы. Очень мила одна девочка француженка. […] Ол. Л. гордо сказала: «трудных детей для меня не бывает». Почти все родились в эмиграции, и у всех прекрасный московский выговор. […]

30 мая.

[…] Осоргин написал статью о Куприне, пишет, что это самый человечный писатель. — В «Возрождении» интересная статья Ходасевича о книге Белого «На рубеже двух столетий». […]

31 мая.

Были Кугушевы с m-me Лапинской. Я все время занимала последнюю. Говорили, конечно, о Телешовых, об Елене Андреевне. Обе мы восхищались ее внешностью, душой. Она всегда была интересна, умна, остроумна. Но в любви несчастлива. Она любила некоего Глинкэ, красивого человека, но ей показалось, что он женится из-за денег, и она отказалась. Был в нее влюблен Гусев, студент — но тоже не вышло. В брак с Телешовым она вступила не по любви. Лапинская считает это большим мезальянсом. Я доказывала, что Ел. Ал. была счастлива. Н. Дм. очень порядочный человек с хорошей душой, любил ее дружески, был семьянином, умел вокруг себя создать кружок писателей, умел возбуждать к себе любовь. […]

11 июня.

[…] Ян вчера говорил: «Как я устал, как изменился. Мне все хочется молчать». […] Долго говорили о Лосе. Он почему-то к нему очень строг, даже как к писателю. И мне все чудится, что это он нарочно, чтобы мы не портили его, «а то и так у него слишком много самомнения».

14 июня.

[…] Спор за обедом о том, что писать молодым писателям. […] Гале и Лене кажется, что без России пропасть, мы же доказывали, что именно писателю хорошо, только нужно осознать трагичность положения.

— Все равно, высоту или падение, — говорил Ян. — Все зависит от таланта, от серьезности.

И. И. говорил, что для писателя главное расти духовно. — «Нужно самому решить, что делать, и тогда все будет. Я в 25 лет Россию переворачивал и не ждал никаких вождей». […]

16 июня.

Во время обеда пришла А. Ос. [Фондаминская. — М. Г.], принесла сыру и черного хлеба. У нас, к счастью, были пирожки без мяса и я могла ее угостить. Потом сидели в саду. Говорили об их осеннем путешествии со Степунами в Печеры, а затем по Латвии. В Печерах они хотят пробыть недели 3. Потом говорили об издании книг. […] Скабарь советовал издавать книги в Риге, бумага гораздо дешевле, как и труд. […]

17 июня.

Писала, дошла до квартиры близь Собачьей площадки 5 . […]

20 июня.

[…] Разбирала письма. Попалось [письмо. — М. Г.] Катаева с белого фронта.

[Это письмо сохранилось в архиве. Написано оно химическим карандашом, без Ъ, но с Ѣи i. Привожу текст:]

15 окт. [год написан неразборчиво. — М. Г.], ст. Вапнярка.

Дорогой учитель Иван Алексеевич,

Вот уже месяц, как я на фронте, на бронепоезде «Новороссии». Каждый день мы в боях и под довольно сильным артиллерийским обстрелом. Но Бог пока нас хранит. Я на командной должности — орудийный начальник и командую башней. Я исполняю свой долг честно и довольно хладнокровно и счастлив, что Ваши слова о том, что я не гожусь для войны — не оправдались. Работаю от всего сердца. Верьте мне. Пока мы захватили 5 станций. Это значительный успех. Часто думаю о Вас. Несколько раз читал Ваши стихи в «Южном Слове». Они прекрасны. С каждым новым Вашим стихотворением я утверждаюсь во мнении, что Вы настоящий [у Катаева «настоящой». — М. Г.] и очень большой поэт. Завтра напишу Вам большое письмо с приложением своих стихов, которые прошу пристроить в Одессе куда-нибудь, напр. в «Россию». Привет Вере Николаевне. Ваш Валентин Катаев 6 .

24 июня.

[…] С М. Ал. [Алдановым. — М. Г.] провела часа два а deux. Он обрадовался мне. Гостиницей доволен. Рассказывал о нашем кружке. У Аминадо, бедного, отец умирает. К Зайцевым приехала сестра Бори. Она хочет постричься в монастырь. Верочка летом хочет тоже жить при обители, сначала и Борис думал там провести «каникулы», но испугался плохого стола. От жизни в Пюжере он в восторге, много наработал. Ходосевичи нашли себе место недалеко от Парижа, куда скрываются время от времени. Мережковские только на этих днях приезжают в Ле Каннэ. […]

М. Ал. хочет попробовать жить здесь, посмотреть, можно ли будет, или приезжать с Таней [Т. М. — жена Алданова. — М. Г.] сюда на несколько месяцев. Боится, что Тане будет скучно. Я уговариваю — если есть знание языков и умение играть в бридж — везде и всегда желанный член общества.

25 июня.

Вчерашний обед прошел «на ять»… М. Ал. рассказывал о примирении (у Цетлиных) Мережковских с Вишняком и Ходасевичами. […] Алданов рад. […] Говорили долго о Мережковских. И. И. [Фондаминский. — М. Г.] думает, что на З. Н. находит минутами злоба и она начинает кого-нибудь костить. […] Ян был в ударе, хорошо говорил о Мережковском, что когда ему не нужно чего-нибудь добиваться, бывает умен, блестящ, но затем может нести околесину. И. И. говорил, что хотел бы устроить «Лигу благоприятного отношения среди писателей». […]

28 июня.

Скабарь так и сияет: вернулись с острова, где провели целый день, и мы — Галя, он и я — купались. […] Как мне жаль его, не может и 300 фр. получить в месяц с «П. H.», a работает по целым дням. […]

29 июня.

[…] Обед у нас прошел весело. Ян читал выписки из дневника Блока. […] В связи с этим М. Ал. поднял вопрос, может ли большой поэт быть глупым человеком. Ян думает, что нет, что настоящий поэт должен быть умен.

— А, может быть, в поэзии главным образом химия слов? Ведь музыканты бывают глупы, да и ученых я много знал глупых, — сказал М. Ал.

— Ну, музыкантов я мало знаю, — сказал Ян, — а у ученых, может быть, развита лишь одна часть мозга, а потому они кажутся в жизни глупыми. Но поэт должен осознавать мир, вспомним Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета. […]