Марианна Шаскольская - Фредерик Жолио-Кюри

В газетах фотографии: пустой трап, по которому сторонникам мира не удалось сойти на берег Англии, огромный пустой зал в Шеффилде.

Оставшиеся члены комитета из Праги звонят по телефону в портовые города Франции:

— Где Жолио-Кюри?

Телефонистки в Дюнкерке устанавливают связь. В Праге слышат бодрый голос:

— У телефона Жолио.

Члены бюро, оставшиеся в Праге, и те, что вместе с Жолио находятся в маленьком кафе в Дюнкерке, по телефону согласовывают решение перенести конгресс в Варшаву.

Жолио сразу переходит к делу: как перебросить делегатов, можно ли обеспечить места в самолетах, сколько дней нужно на подготовку, есть ли помещение?

Часть делегатов была уже в Шеффилде, многие в Париже и в странах Западной Европы. Американские власти отказались пропустить делегатов через Западную Германию или через Австрию. Английские и французские власти запретили все специальные рейсы самолетов.

Но нашлись тысячи добровольных помощников, людей доброй воли.

Польша изменила маршрут одного парохода и предоставила его для перевозки делегаций; между Бельгией и Чехословакией была организована аэросвязь, а в Праге сформированы специальные поезда.

За четыре дня из Брюсселя в Прагу по «воздушному мосту мира» было переброшено восемьсот двадцать делегатов, несколько сот журналистов и весь технический персонал.

В разоренной войной и встающей из пепла Варшаве все напоминало еще об ужасах войны. Делегаты могли видеть целые районы, превращенные фашистами в обломки и щебень.

Конгресс расположился в огромном строящемся корпусе полиграфического комбината. Других больших зданий в городе не было.

18 ноября 1950 года в 7 часов вечера председатель Постоянного комитета Фредерик Жолио-Кюри торжественно объявил об открытии второго Всемирного конгресса сторонников мира.

На конгресс прибыли делегаты из 91 страны.

— Война уже ломится в дверь, — говорил с трибуны конгресса советский писатель Александр Фадеев.

Разными путями, разные люди пришли к одной мысли: «Мир надо защищать».

Народный поэт Индии Валлатхол, семидесятидвухлетний старик, впервые покинул родную деревню.

— Почему вы приехали в Варшаву? — спросили его на конгрессе.

— Потому, что я человек, — ответил он, — потому, что я индиец, и потому, что я поэт.

Французский врач Вейль Алль примкнул к Движению сторонников мира, полагая, что «врач не должен ждать, пока ему принесут раненых на носилках с поля боя, а должен предотвратить этот бой, предотвратить войну». Барон Алар, представитель бельгийских католиков, призвал к защите «всех малых детей на всем земном шаре, — они здесь с нами, в этом зале. Мы решили, мы твердо решили сделать все для того, чтобы они были живы… и они будут жить!»

Польский ученый Леопольд Инфельд тревожился о будущности человеческой культуры, напоминал об общности науки.

Английский консерватор Вудард поведал, что его исключили из консервативного клуба и собираются исключать из консервативной партии за то, что он выступал на Трафальгарской площади в Лондоне в защиту мира.

— Но ничто и никто в мире не заставит меня убивать малышей, где бы они ни находились, каков бы ни был цвет их кожи, к какой бы расе они ни принадлежали! — поклялся он.

Делегат Парагвая Морель на трибуне конгресса высоко поднял и показал всему залу окровавленную рубашку юноши, которого пытали электрическим током и замучили насмерть лишь потому, что он боролся за мир. Делегаты конгресса поднялись в скорбном молчании.

Итальянский священник Андреа Гаджеро нес в сердце память, о замученных людях, находившихся вместе с ним в лагере смерти в Маутхаузене. «С тех пор я ищу Мира, взываю о Мире, борюсь за Мир, но Мира не было и нет».

«На нас лежит ответственность за всех детей, за всех влюбленных, за фолианты мира, за все города, за все заводы», — говорил советский писатель Илья Эренбург. «Война — дело людей, и люди могут предотвратить войну».

Бурной овацией встретили делегаты конгресса маленькую хрупкую женщину в белой одежде, представительницу народа Кореи Пак Ден Ай. Сотни людей устремились к трибуне, подняли на руки Пак Ден Ай, приветствовали ее, отвечая ее словам своими: «Интервенцию в Корее не удастся превратить в новую мировую войну!»

Для конгресса в Варшаве, так же как и для Парижского конгресса, знаменитый художник Пабло Пикассо тоже нарисовал голубку. Парижская голубка была нежной и беззащитной. Варшавская — смелее, сильнее. Она взвивалась высоко в небо, ее уже не поймать, не подстрелить на лету.

Варшавский конгресс заседал в разгар войны в Корее. Горели корейские города и села, подожженные напалмом.

«Бросайте ее!» — взывали крупные буквы на первых страницах американских газет.

«Ее», то есть атомную бомбу, бросить не решились: уже нельзя было не считаться с тем, что четверть населения земного шара, подписав Стокгольмское Воззвание, сказала «нет!» атомной бомбе.

Многое изменилось в мире за полтора года, и Жолио-Кюри сформулировал это словами:

— Нам не удалось еще устранить призрак войны, но я думаю, что не будет преувеличением сказать, что положено начало весьма широкому движению, и, если мы захотим и будем действовать с достаточной прозорливостью, мужеством и настойчивостью, оно приобретет такие масштабы, что наше сознание освободится от страха всеобщей смерти.

Каждый из пятисот миллионов человек, подписавших Стокгольмское Воззвание, понял, что вопрос о войне или мире касается его лично, что от войны нельзя спастись бегством. За всю историю нашей планеты не было идеи, которая объединила бы столь огромные массы людей…

В мире усиливалась гонка вооружений. Шла открытая пропаганда неизбежности войны. Об этом говорил Жолио-Кюри в докладе на конгрессе.

На последнем заседании конгресса было принято обращение к Организации Объединенных Наций и манифест к народам мира, в котором мнение о неизбежности войны было названо клеветой на человечество.

«Мира не ждут. Мир завоевывают», — провозглашал манифест.

Второй Всемирный конгресс сторонников мира избрал Всемирный Совет Мира в составе 235 человек. Председателем Всемирного Совета Мира единогласно был избран Фредерик Жолио-Кюри.

Поезд, в котором Жолио-Кюри возвращался с Варшавского конгресса, пересек чехословацкую границу и остановился на немецкой пограничной станции Ширндинг. Западногерманский полицейский, просматривавший паспорта пассажиров, прочитав имя Фредерика Жолио, взял его паспорт и вышел из поезда. Минут через десять он вернулся.

— Господин Жолио, проезд через Западную Германию вам не разрешен.

— Но в моем паспорте есть американское разрешение на проезд через Западную Германию во Францию.