Михаил Юхма - Кунгош — птица бессмертия

И тут его осенило. Немедленно туда, к этому молодому комиссару! Улица Жуковского, дом четыре. Скорее, скорее! Рассказать ему все! Предупредить о грозящей опасности!

Абдулла изо всех сил прижался к стене и затаил дыхание. Сикорский и Амбрустер прошли мило. Глухо стукнула дверь черного хода.

Уверившись, что на лестнице больше никого нет, Абдулла выскользнул из своего укрытия, бесшумно сбежал по щербатым, потемневшим ступеням и вышел на улицу в промозглую, ледяную ночную мглу.

Проводив Сикорского, Амбрустер вернулся в круглую гостиную: неудобно было надолго оставлять важного гост одного.

Немец сидел у курительного столика, прямой, как палка: спина его не касалась спинки стула. Он молча поднял голову и вопросительно поглядел на хозяина дома. Амбрустер сел напротив, раскрыл коробку дорогих сигар.

— Угощаетесь.

Немец коротко, одной головой, поклонился. Взял сигару.

— А господин полковник? — после паузы спросил он.

— Господин полковник должен встретить и привести сюда еще двоих-троих наших друзей. Мы хотим, чтобы наше совещание было как можно более представительным.

Немец снова молча наклонил голову. Сидели курили.

Молчание становилось тягостным. Заводить с немцем деловой разговор до прихода Сикорского Амбрустер не хотел. А к непринужденной светской беседе гость, судя по всему, был не слишком расположен.

Но вот наконец стукнула входная дверь. Послышались быстрые, энергичные шаги. Вошел Сикорский и с ним еще двое: один, как и все, в штатском, другой — в офицерском кителе без погон.

— Беспечно живешь, Август Петрович! — сказал Сикорский. — Дверь нараспашку, никакой тебе охраны… А ну как господа комиссары пожалуют? Мы тут даже и пикнуть не успеем.

— Ну, ну, без паники! Как это «нараспашку»? Ведь вас Абдулла впустил?

— Я тебе говорю — дверь настежь. Никакого Абдуллы там нет и в помине. Сколько раз уж было говорено: гони ты этого старого дурака в шею, а вместо него возьми кого-нибудь помоложе да понадежнее.

— И рад бы в рай, да грехи не пускают. У Абдуллы нынче большая рука в правительстве. Да, по правде говоря, лучше Абдуллы сейчас никого и не найти. Он все равно что хорошо вышколенный пес. А глупость его нам только на пользу: старик бесхитростный, по-русски еле разумеет. С ним не надо все время быть начеку, постоянно соображать, что можно говорить, чего нельзя.

— Все это очень мило, — раздраженно сказал Сикорский, — однако я все-таки хотел бы знать, почему этот вышколенный пес вдруг исчез невесть куда.

— Как это исчез? — изумился Амбрустер.

— Да я тебе уже битый час толкую, что твоего дворника нет на месте!

— Быть не может!

Амбрустер, забыв о гостях, кинулся по лестнице вниз.

— Абдулла! — громко позвал он. — Абдулла!

Никто не отозвался.

Парадная дверь и впрямь была не на запоре. А дверь, ведущая в каморку дворника под лестницей, распахнута настежь. Дворницкая была пуста. На глаза Августу Петровичу попался странный предмет. Он наклонился, поднял. Это была какая-то деревяшка. Толстый брусок дерева. Август Петрович поднес его к самым глазам, близоруко прищурился. Перед ним была искусно вырезанная, ножом по дереву ненавистная пятиконечная звезда.

— Комиссарский знак! У меня! В моем доме!

— Вот он каков, твой вышколенный пес, — прозвучал за спиной желчный голос Сикорского.

На лбу Амбрустера проступили круппые капли холодного пота. У него было такое чувство, словно жесткая петля уже захлестнула его горло.

Как юноша, взбежал он по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки.

— Господа! — взволнованно обратился к собравшимся. — Нас предали! Слава богу, еще есть время. Мы должны немедленно покинуть этот дом!

Все встали и, не сказав ни единого слова, молча двинулись вслед за хозяином к лестнице черного хода.

Мулланур любттл работать ночами. Нередко он засиживался за своими бумагами чуть не до рассвета. Днем было шумно, хлопотливо: трещал «ундервуд», звонил телефон, непрерывным потоком шли люди. А ночью — тишина, покой. И какая-то особенная ясность приходила к нему в эти часы: мысли словно сами собой укладывались в слова, в четкие, непреложные формулы и параграфы.

Вот и сегодня он засиделся до глубокой ночи: работал над декретом о мусульманских школах. Главная идея декрета состояла в том, чтобы обеспечить всем мусульманским народам образование на родном языке. Тут было много сложностей. Особенно трудно было с учителями, которые могли бы вести преподавание на языках, родных для их учеников.

Было уже далеко за полночь, когда Мулланур вдруг почувствовал, что устал, и решил выйти на улицу. Ночь холодная, сырая, но все-таки славно было выбраться из душного помещения на волю, глотнуть свежего морозного воздуха.

Улица была пустынна. Вот раздался гулкий топот сапог, звон оружия — прошел патруль. И снова тишина. Ни души, ни одного прохожего не встретишь в эти часы на улицах. Огромный город словно вымер.

И вдруг Мулланур увидел человека, идущего ему навстречу. Самое удивительное было даже не то, что нежданно-негаданно он встретил такого же одинокого прохожего, каким был сам в этот неурочный час. Удивительно было другое. Человек, идущий ему навстречу, не гулял. Он шел быстрой, торопливой походкой. Шел так, словно у него было какое-то неотложное и важное дело. Поравнявшись с Муллануром, он остановился и, тяжело дыша, спросил:

— Не знаешь, добрый человек, дом четыре далеко будет?

Приглядевшись, Мулланур сразу узнал старика татарина, которому недавно дал адрес своего комиссариата.

— Абдулла-бабай, ты? — неуверенно спросил он.

— О, аллах! Ты милостив ко мне! — патетически поднял глаза к нему старый татарин.

— Что с тобой, Абдулла? Сейчас ведь ночь, глубокая ночь. Что ты ищешь здесь так поздно?

— Тебя, добрый человек! Тебя!

— Что-нибудь стряслось?

— О, да! Стряслось. Беда, сын мой. Страшная беда! Слава аллаху, еще не случилась, но может случиться с часу на час. Бежать тебе надо, сынок! Зарезать тебя хотят… И ведь зарежут, разбойники, с них станется…

— Зарезать? Меня? — удивился Мулланур.

— Не одного тебя, всех комиссаров. Ну и тебя тоже, конечно. Сам слышал. Так что ты не мешкай, сынок! Беги скорее, пока ноги целы.

— Постой, постой. — Мулланур сразу стал серьезен. — Кто это собирается комиссаров резать? Где ты слышал такие речи? Успокойся и расскажи все по порядку.

Абдулла собрался с мыслями и, стараясь не пропустить ничего существенного, подробно пересказал весь подслушанный им разговор.

«Так, — подумал Мулланур. — Заговор. Тайная явка. Надо спешить, а то уйдут. Что же делать?»

Вдалеке опять послышались гулкие, тяжелые шаги, звон оружия; это возвращался патруль. Вот удача!..