Анатолий Гладилин - Улица генералов: Попытка мемуаров
- Название:Улица генералов: Попытка мемуаров
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Вагриус
- Год:2008
- Город:Москва
- ISBN:978-5-9697-0541-8
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Анатолий Гладилин - Улица генералов: Попытка мемуаров краткое содержание
Имя Анатолия Гладилина было знаменем молодежной литературы периода «оттепели». Его прозу («Хроника времен Виктора Подгурского», «История одной компании») читали взахлеб, о ней спорили, героям подражали. А потом… он уехал из страны, стал сотрудником радиостанции «Свобода».
Эта книга о молодости, которая прошла вместе с Василием Аксеновым, Робертом Рождественским, Булатом Окуджавой, о литературном быте шестидесятых, о тогдашних «тусовках» (слова еще не было, а явление процветало). Особый интерес представляют воспоминания о работе на «вражеском» радио, о людях, которые были коллегами Гладилина в те годы, — Викторе Некрасове, Владимире Максимове, Александре Галиче…
Улица генералов: Попытка мемуаров - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Борисову сказал, что писателю надо ездить по стране, изучать жизнь. «Куда? — спросил Борисов. — Куда летишь? Мы даем тебе командировку». Ну, раз они такие добренькие, я назвал самую отдаленную географическую точку, которая пришла в голову, — Магадан.
Устроил прощальный банкет в «Метрополе» для моих редакционных друзей и на следующее утро сел в самолет. До Магадана добирался более суток. Самолеты тогда двигались так: два часа летели, час заправлялись в аэропорту. После Иркутска, когда самолет повернул на север, я увидел вершины Яблоневого хребта, а под крылом, в «зеленом море тайги», не нашел ни единого человеческого жилья.
«Вставал на пути Магадан, столица Колымского края». Со всеми соответствующими ассоциациями. Но я же не по этапу. Плюс знаю, как система функционирует. В обкоме предъявляю командировочную бумагу и свою красную ксиву зава «Московского комсомольца», которую Борисов мне оставил. Сразу мне бронируют номер в гостинице. Высокий обкомовский чин интересуется, чем мы обязаны такой чести, — не каждый день к ним прилетает корреспондент столичной газеты. А когда понял, что я не расследую какой-нибудь скандальный факт, а прибыл с самыми мирными намерениями, то позвонил в совнархоз.
В те годы все громкоговорители на площадях и радио-точки в поездах и парикмахерских изрыгали песню Эдика Иодковского: «Мы пришли чуть свет, друг за другом вслед, нам вручил путевки комсомольский комитет, едем мы, друзья, в дальние края, станем новоселами и ты и я!» И в совнархозе заверили, что организуют мне поездку к комсомольцам-добровольцам, которых много понаехало.
Пока они соображали, я бродил по этажам и знакомился с обитателями кабинетов. Совсем другая публика, чем в обкомах и горкомах. Крепкие хозяйственные мужики. Явно давно на Севере, явно привыкшие к командным должностям. Ну да, поток вольнонаемных хлынул сюда после 56-го года, привлеченный большим северным коэффициентом. А кем они раньше командовали? Ответ напрашивался, да я не спрашивал. Впрочем, однажды сделал намек. Дескать, хочу прокатиться по Колымской трассе, но Пал Петров Александров (с ударением на последнем слоге — так его уважительно величали в Совнархозе) усмехнулся: «Не осталось лагерей на Колыме. А вы полетите в Певек, оттуда вас на попутных тракторах доставят в глубь Чукотки, на прииск Комсомольский». Я присвистнул. В такую глубинку забраться и не мечтал!
Вообще Пал Петров Александров откровенно показывал, что газетчиков он в гробу видал и никакого трепета перед прессой не испытывает. Лишь когда я ему объяснил свой план: работать как простой рабочий, жить в общежитии, а не в домах у начальства, никто не должен знать, что я из газеты, я студент, приехал на заработки, — лишь тогда Пал Петров смягчил тон: «Вот это дело. Так, пожалуй, вы поймете, что к чему. А то ходят денек, черкают в блокнотик, а потом пишут всякую ерунду».
На прииске «Комсомольский» поселили меня в будке. Будкой назывался маленький деревянный домик, с печкой и двумя двухъярусными койками. Умывальник и другие удобства на улице. В каждой будке проживало четверо работяг. Я догадался, что руководству прииска сообщили, кто я такой, ибо меня зачислили в лучшую бригаду. В конце концов я даже попал в список передовиков, потому что наша бригада первой выполнила план, мы первые намыли золото. По графику надо было работать на промприборе двенадцать часов, после — двадцать четыре часа отдыха, потом опять двенадцать часов. То есть чередовались дневные и ночные смены. На промприборе мы каждый раз менялись местами. Адским местом была работа под бункером, когда лопатой накладываешь тяжелую жидкую массу земли на ленту транспортера. Двенадцать часов подряд с короткими перекурами. Кто хочет знать подробности, пусть читают мой рассказ «Ночная смена». Это отдельная глава из моей повести «Песни золотого прииска». Повесть я написал через полгода, а там, на прииске, честно говоря, «певцом» был неважным. И хоть попал в список передовиков, недолго музыка играла. Я физически не выдерживал такой нагрузки. С промприбора я перешел на более легкую для себя работу — молотобойцем в кузницу.
Проработав на прииске и сполна вкусив экзотики, я вернулся в Магадан. Там жил на квартире редактора областной комсомольской газеты Володи Севрука. У него я отстирался, обсушился, познакомился с местной интеллигенцией. С самим Севруком — чудные отношения. Лет через десять он появился в Москве как инструктор или зав. сектором ЦК КПСС. Мы с ним пару раз пересеклись, и опять без проблем. А в Париже, когда со мной было уже не опасно встречаться, Василь Быков рассказал, как Севрук душил его и Адамовича в Белоруссии. И при первом моем визите в Москву журналисты «Известий» мне жаловались на интриги Севрука. Оказывается, во время путча Севрука назначили главным в газету, да путч сразу испекся, и коллектив «Известий» дружно проголосовал за Игоря Голембиовского. Я слушал и разводил руками: «Ребята, я вам верю, но клянусь — хороший был парень».
От «хорошего парня» я полетел тогда в Петропавловск-на-Камчатке. На какие деньги? Так ведь заработал на прииске. Однако в Петропавловске почувствовал, что весь свой трудовой энтузиазм я оставил под бункером пром-прибора и лучше мне просто полюбоваться пейзажами. Прихожу в управление пароходства, предъявляю начальству свои ксивы и объясняю, что хочу немного поплавать, чтоб написать очерк о моряках. Это, говорят, пожалуйста, мы с превеликим удовольствием, послезавтра уходит сухогруз в Находку, и если маршрут вас устраивает, мы сейчас свяжемся с помполитом корабля. Прибегает «помпа», глаза сияют счастьем: «Вы из „Комсомольской правды“?» (для них что «Комсомолка», что «Комсомолец» — один черт), вцепляется мне в рукав и ведет на корабль, в персональную офицерскую каюту. И пока сухогруз не отчалил, не отпускает меня на берег, боится, что конкуренты с других пароходов переманят. И вот сбылась мечта идиота: прошелся я по морям, по волнам, да не в какой-нибудь мелководной Балтике (помните, как в Вильнюсе рвался драить палубу на сейнере?), а вдоль знаменитой Курильской гряды, и пейзажей насмотрелся фантастических…
Вернулся я в Москву, обогащенный массой географических впечатлений. Но Москва бьет с мыска (любимая поговорка в магаданском совнархозе). Я ожидал увидеть готовый номер «Юности» с моей повестью, а в редакции журнала мне показывают верстку «Дыма в глаза», которую завернула цензура. Каждая строчка, или почти каждая, подчеркнута разными цветными карандашами, частокол вопросительных знаков. Не верстка, а абстрактная картина неизвестного художника!
Забегая вперед, скажу: дивные дела творились в хрущевскую оттепель. Катаев с цензурой не спорил, бессмысленно. Он снял из верстки несколько фраз и через три месяца тихо поставил «Дым в глаза» в декабрьский номер «Юности». И цензура пропустила повесть без единого замечания.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: