Михаил Лобанов - Мы - военные инженеры

Кстати, выяснилось, что объекты могут обнаруживаться не только ночью, но и днем в моросящем дожде, утром и вечером на фоне зари. Это радовало и нас, и моряков. Ведь именно во время таких дождей и туманов резко сокращалась видимость, а следовательно, и возможность наблюдения вражеских кораблей при помощи оптических средств. Во время похода в дополнение к основной программе испытаний нами была замерена температура дымовых труб линкора, идущего полным ходом. Расчеты показали, что большим теплообнаружителем он сможет быть обнаружен на дальности 25-30 километров. Проверить эти цифры экспериментально мы, к сожалению, не могли. В составе отряда был лишь один линейный корабль - "Марат", на котором находилась наша установка.

Когда отчет о проведенных испытаниях был почти готов, нас вновь пригласил к себе командующий Балтийским флотом Лев Михайлович Галлер. Он поинтересовался, каковы же будут окончательные выводы.

- Считаю, товарищ командующий, что теплообнаружители могут быть использованы для нужд Военно-Морского Флота, - ответил я.

- У меня такое же мнение. Если сочтете возможным, то приложите, пожалуйста, к отчету и мое заключение. Быть может, мое слово тоже сыграет свою роль при решении вопроса.

Мы были бесконечно благодарны Льву Михайловичу.

Цифры остаются цифрами, а мнение командующего флотом, всеми уважаемого человека, крупного специалиста, было для нас очень ценно. Закончив подготовку доклада, мы распрощались с моряками и выехали в Москву.

Чуть ли не в день приезда в столицу меня вызвал к себе начальник Главного артиллерийского управления Николай Алексеевич Ефимов. Все документы еще шли из Кронштадта спецпочтой, но он не хотел дожидаться.

- Слышал, товарищ Лобанов, что есть успехи. Можете хотя бы основные цифры доложить на память?

Еще бы! Мне казалось, что цифры эти навечно запечатлелись у меня в голове.

- Какова дальность обнаружения эсминца? - задал первый вопрос Ефимов.

- Максимальная - порядка шестнадцати километров.

- Подводной лодки?

- Три-четыре километра.

- Парового катера?

- Около пяти. Если установка обнаруживает корабль на дальности более десяти километров, то это как раз говорит о его принадлежности к Военно-Морскому Флоту.

- Значит, если я правильно понял, одновременно решается и другая задача - производится опознавание? Получается, что теплообнаружители различают "купцов" и военные корабли? А за счет чего это происходит?

Я коротко рассказал о неодинаковом тепловом излучении труб, о том, как мы чуть было не попали впросак.

Результатами испытаний Н. А. Ефимов был очень доволен и без промедлений доложил о них Тухачевскому. Тот распорядился, чтобы вся документация, отчеты, заключения были переданы командованию военно-морских сил для дальнейшего использования в интересах флота.

Таким образом, хотя первоначальная задача так и не была решена, труды наши не пропали даром. Забегая вперед, скажу, что во время Великой Отечественной войны теплообнаружители успешно применялись на кораблях и в частях береговой обороны.

Сразу же после окончания испытаний приказом М. Н. Тухачевского участникам эксперимента на Балтике была объявлена благодарность, а в 1941 году профессорам В. Л. Грановскому и К. С. Вульфсону, инженерам В. Т. Родионову и Н. Д. Смирнову была присуждена Государственная премия.

Поиски продолжаются

Итак, летом 1934 года испытания теплообнаружителей завершились. Военные моряки получили в свое распоряжение "всевидящее око", новое средство для обнаружения вражеских кораблей. Правда, приборы требовали еще окончательной доводки. Но это, как говорится, было уже делом времени. Никто не сомневался, что отдельные недостатки, выявленные в процессе экспериментов, можно устранить.

Однако радость наша была неполной. Она омрачалась тем, что первоначальная цель - создание устройства для обнаружения самолетов - так и не была достигнута. Мы не могли, не имели права ждать какого-то чуда, которое существенно изменит боевые качества звукоулавливателей. Нужно было продолжать поиск, причем продолжать его в ином, принципиально новом направлении. Нам было это ясно и раньше, задолго до того, как мы завершили испытания теплообнаружителя на Балтике.

Еще в 1929-1930 годах инженеры Военно-технического управления М. А. Федосенко и Г. С. Гойлов пришли к выводу, что есть резон попытаться использовать для обнаружения самолетов радиоволны. Ведь они хорошо распространялись в атмосфере как днем, так и ночью, причем распространялись практически со скоростью света. Это позволяло предполагать, что ошибки в определении угловых координат и дальности (по сравнению с акустическими средствами) значительно уменьшатся. Было известно также, что металлические предметы хорошо отражают электромагнитную энергию.

Так постепенно выкристаллизовывалась мысль о создании устройства, в котором источником информации о воздушных целях служили бы радиоволны. Уже в 1930 году, разрабатывая по указанию Начальника вооружений РККА И. П. Уборевича перспективный план оснащения Красной Армии новыми средствами связи, инженерной техникой и средствами ПВО, Военно-техническое управление включило в него мероприятия, предусматривающие организацию исследований радиотехнических методов обнаружения самолетов.

Летом 1931 года, когда я служил еще на полигоне, меня вызвали в Москву на заседание научно-технического комитета ВТУ. В информационном докладе Мирона Архиповича Федосенко шла речь о результатах исследований Всесоюзного электротехнического института и Центральной радиолаборатории в области акустических средств обнаружения самолетов, о первых опытах с теплообнаружителями. Вдруг я услышал, что Федосенко заговорил о чем-то новом.

- Работы по радиообнаружению самолетов начались чисто условно, докладывал Мирон Архипович. - До сих пор нам не удается найти научное учреждение, которое согласилось бы заняться этой проблемой вплотную...

Радиообнаружение? Я невольно встрепенулся. Вопрос этот мне до сих пор представлялся чисто теоретическим. А тут, оказывается, намечены какие-то практические шаги. Все с большим интересом слушали Федосенко.

- Таким образом, - закончил он, вытирая платком бритую голову, внутри проблемы радиообнаружения существует еще одна проблема сугубо организационного плана - поиск людей, которые готовы работать в этой области.

Возвращаясь на полигон, я продолжал размышлять над сообщением Мирона Архиповича. Мне хотелось расспросить его обо всем подробно. Но на этот раз случай не представился. Я с нетерпением стал ждать приезда Федосенко на полигон (он наведывался к нам довольно часто). Как только Мирон Архипович появился на нашей испытательной площадке, я тут же подошел к нему. Федосенко выслушал мои вопросы, но отвечать не стал, в упор посмотрел на меня и, как бы прикидывая что-то, сказал: