Бенгт Янгфельдт - Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг
- Название:Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:КоЛибри
- Год:2009
- Город:Москва
- ISBN:I978-5-389-00417-7
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Бенгт Янгфельдт - Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг краткое содержание
Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первым поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.
Книга Б.Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л.Ю.Брик и архива британской госбезопасности.
Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Должно быть иностранцы меня уважают, но возможно и считают идиотом, — о русских я пока не говорю. Войдите хотя бы в американское положение: пригласили поэта, — сказано им — гений. Гений — это еще больше чем знаменитый. Прихожу и сразу:
Гив ми плиз сэм ти!
Ладно. Дают. Подожду — и опять:
Гив ми плиз…
Опять дают.
А я еще и еще, разными голосами и на разные выражения:
Гив ми да сэм ти, сэм ти да гив ми, — высказываюсь. Так и вечерок проходит.
Бодрые почтительные старички слушают, уважают и думают: “Вот оно русский, слова лишнего не скажет. Мыслитель. Толстой. Север”.
Американец думает для работы. Американцу и в голову не придет думать после шести часов.
Не придет ему в голову, что я — ни слова по-анг- лийски, что у меня язык подпрыгивает и завинчивается штопором от желания поговорить, что подняв язык палкой серсо2, старательно нанизываю бесполезные в разобранном виде разные там О и Be. Американцу в голову
не придет, что судорожно рожаю дикие, сверханглийские фразы:
Ес, уайт плиз добль арм стронг…
И кажется мне, что, очарованные произношением, завлеченные остроумием, покоренные глубиною мысли, обомлевают девушки с метровыми ногами, а мужчины худеют на глазах у всех и становятся пессимистами от полной невозможности меня пересоперничать.
Но леди отодвигаются, прослышав сотый раз приятным баском высказанную мольбу о чае, и джентльмены расходятся по углам, благоговейно поостривая на мой безмолвный счет.
Переведи им, — ору я Бурлюку, — что если бы знали они русский, я мог бы, не портя манишек, прибить их языком к крестам их собственных подтяжек, я поворачивал бы на вертеле языка всю эту насекомую коллекцию..
И добросовестный Бурлюк переводит:
Мой великий друг Владимир Владимирович просит еще стаканчик чаю.
Маяковский много общался с представителями радикальных еврейских кругов и напечатал два стихотворения в переводе на идиш в газете “Фрейгайт”. По выходным он иногда ездил в принадлежащий “Фрейгайт” загородный лагерь “Нит Гедайге”, кото- рый находился в 6о километрах к северу от Нью-Йорка на реке Гудзон; однажды он отправился туда в компании Элли и Бурлюка. Для ночлега им с Элли предоставили одну палатку, что повергло обоих в смущение. Он не хотел, чтобы ее воспринимали как “сексуальную партнершу” Маяковского. Они поссорились и по требованию Элли вернулись последним поездом в Нью-Йорк, где она запретила провожать ее домой и отказалась идти к нему. Несмотря на молодость, Элли обладала весьма сильным характером.
Судя по всему, это была не первая их ссора. Далее история развивалась типично для Маяковского, который от друзей требовал подчинения в любых ситуациях, а от близких женщин —
Судя по этому рисунку Маяковского, связь между ним и Элли была весьма “напряженной”.
чтобы они принадлежали только ему одному. Когда дело доходило до конфликтов, он применял эмоциональный шантаж, в случаях с Эльзой и Лили даже угрожая самоубийством. С Элли, пообещавшей ему, что она будет “видеться только с ним”, он так далеко не зашел; но манера поведения была та же.
Три дня они не общались, после чего хозяин, у которого Маяковский снимал жилье, позвонил Элли рано утром и сообщил, что Маяковский тяжело болен и не выходит из дома. Придя в квартиру на Пятой авеню, Элли обнаружила, что он лежит на кровати лицом к стене: “Я уже видела его таким. Таким же депрес- сированным”. Элли разогрела ему немного куриного супа, который купила по дороге. “Не ходи на работу. Не уходи! — умолял ее Маяковский. — Я не хочу быть один — пожалуйста! Прости, если обидел тебя”. Ей нужно было идти, ее ждала работа, но она
пообещала вернуться, как только освободится. Снова появившись в квартире вечером, она с удивлением обнаружила, что Маяковский ждет ее, стоя у дверей. ££Он взял коробку со шляпкой, другой рукой сжал мою руку, и после этого все стало хорошо”. Маяковский снова удостоверился, что его любят или, по крайней мере, что кто-то о нем заботится.
После этого кризиса Элли переехала в Гринвич-Виллидж, чтобы быть ближе к Маяковскому. Они встречались каждый день, но, кроме Бурлюка, лишь немногие знали о характере их отношений. Образ Элли не встречается и в его поэзии, разве что косвенно в стихотворении “Вызов”: “Мы целуем / — беззаконно! — / над Гудзоном / ваших длинноногих жен”. (В первоначальном наброске вместо множественного числа “мы” использовалось единственное — “я”.)
Что же привлекло Маяковского в Элли, помимо внешности — больших глаз, стройной фигуры, молодости? Как и многие из ее поколения, Элли за несколько лет увидела и пережила больше, чем другие за всю жизнь. Ей было всего тринадцать, когда произошла революция, которая внесла в существование ее семьи хаос, неопределенность, неуверенность в будущем — в любой момент они могли расстаться с жизнью. Для того чтобы выжить, ей приходилось рассчитывать только на себя. Лишения и горести, испытанные в России за шесть послереволюционных лет, сделали ее сильным человеком. Если к этому присовокупить врожденный ум, станет понятно, что Маяковский видел в Элли вторую Лили: умную, начитанную, самостоятельную, требовательную. Именно к таким женщинам его влекло.
Когда 28 октября Маяковский ступил на борт корабля “Рошамбо”, который должен был доставить его в Гавр, он сделал это не по зову долга, а потому, что не мог больше оставаться в Нью-Йорке, даже если бы хотел. У него попросту не было денег. Его многочисленные выступления отчасти объяснялись экономическими соображениями. Но к концу октября деньги кончились, и не только из-за того, что жизнь в Нью-Йорке стоила дорого. 22 сентября Лили сообщила ему, что получила визу в Италию — она собиралась на курорт Сальсомаджоре в окрестностях Пармы. Общая сумма телеграфных переводов, которые Маяковскийпослал ей в октябре, составила 950 долларов — примерно те же
тысяч франков, которые он брал с собой в путешествие. Откуда взялись эти средства? За выступления ему платили немного. Часть суммы он занял, о чем свидетельствуют расписки. Что-то наверняка выиграл. Но факт остается фактом — сам Маяковский поки- дал Нью-Йорк без цента в кармане.
Несмотря на безденежье, до своего отъезда он купил Элли теплую одежду — в Нью-Йорке резко похолодало, так низко температура не падала здесь никогда. В универмаге “Блумин- гейл” ей купили коричневый шерстяной костюм и, по словам Элли, “самое дешевое твидовое пальто, какое мы смогли найти”. “Потом он оплатил мне комнату за один месяц — 50 долларов или около того”. На самом себе он сэкономил. Вопреки привычке купил простую и дешевую куртку, и если из Парижа Маяковский ехал первым классом, то восемь дней обратного пути он провел на дешевой койке на самой нижней палубе, под дансингом: “Я в худшей каюте из всех кают — / всю ночь надо мною ногами куют”.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: