Яков Свет - Колумб

Эту запись на полях «Imago Mundi» обнаружил Лас Касас. Она повергла его в величайшее изумление. Непререкаемый авторитет по части португальских открытий, Жуан Барруш считал, что Бартоломео Диаш вернулся в Лиссабон в конце 1487 года. А в маргиналии № 23 стояла невозможная дата — декабрь 1488 года.

Лас Касас вышел из положения таким образом: путем сложных расчетов он попытался доказать, что в маргиналии фактически указан 1487 год. Однако в конце 1487 года Колумб был в Андалузии и никак не мог наблюдать в Лиссабоне прибытие из африканского плавания Бартоломеу Диаша. Поэтому Лас Касас решил, что запись на полях «Imago Mundi» принадлежит Бартоломе Колумбу, благо почерки у братьев были сходными.

Концы с концами у Лас Касаса сошлись. Бартоломе Колумб мог быть в Лиссабоне в конце 1487 года. Он лишь в феврале 1488 года попал в Англию, где тщетно пытался убедить короля Генриха VII, сколь выгоден проект его старшего брата.

Триста пятьдесят лет историки полагали, что Бартоломеу Диаш вернулся на родину в 1487 году, и применительно к этой дате они истолковывали то немногое, что им было известно о португальских связях братьев Колумбов. Большинство исследователей полагало, что старший Колумб вторично не посещал резиденцию Жуана II.

В 1900-х годах была открыта рукопись под странным названием «Esmeraldo de situ orbis» — «Изумруд мира земного». В начале XVI века эту книгу написал замечательный португальский мореплаватель и космограф, друг Диаша, Дуарте Пашеко Перейра. В «Изумруде мира земного» содержались точнейшие сведения о плавании Диаша и об открытых им землях. И автор указывал, что Диаш возвратился в Лиссабон в конце 1488 года.

И Дуарте Пашеко Перейра был прав, это подтвердили кое-какие документы, найденные за последние десятилетия.

Следовательно, Жуан Барруш ошибался, не в 1487, а в 1488 году Жуан II встретил в гавани Риштеллу, мореплавателя, который обогнул Африку и указал дорогу к берегам Индии.

А коли так, то все становится на свои места: Колумб мог быть очевидцем события, о котором упоминается в маргиналии № 23.

И проясняются причины повторного поражения Колумба в Лиссабоне. В марте 1488 года Диаш плавал в гвинейских водах, и на успех его экспедиции еще нельзя было рассчитывать. Поэтому Жуан II и зазвал «особого друга» к себе в гости. Западный вариант пути в Индию, пусть даже сомнительный, представлял для короля известный интерес.

Но в конце 1488 года Бартоломеу Диаш доставил королю вести о великом открытии. Позади осталась южная оконечность Африки, было доказано, что за мысом Доброй Надежды берег Черного материка уходит на северо-восток, в сторону Индии.

Оставалось лишь пройти последний отрезок трассы Лиссабон — мыс Доброй Надежды — Индия.

Синица в руках лучше журавля в небе. Человек практического ума, Жуан II сразу же отбросил проект Колумба, против которого в свое время столь основательно возражали его эксперты. Отныне все свои надежды он связывал с восточной морской дорогой в Индию.

И король прекратил дальнейшие переговоры с Колумбом, дозволив ему вернуться в Кастилию.

Есть основания предполагать, что со своим «особым другом» Жуан II расстался крайне холодно.

Двадцать с лишним лет спустя, в связи с тяжбой Диего Колона, дал в качестве свидетеля показания один человек, которому известны были обстоятельства подготовки первого плавания Колумба. Он сообщил, что Колумб незадолго до этого плавания, посетив Португалию, умолял короля Жуана II дать ему корабли и людей для совершения новых открытий. Однако король «его выдворил и плохо с ним распрощался» (quel Rey avía echado y despedido mal) (84, 45).

Нет худа без добра. Бартоломеу Диаш развеял надежды на короля Жуана II, но открытие этого мореплавателя повысило акции Колумба при дворе Изабеллы и Фердинанда.

Для королевской четы новообретенная оконечность Африки была мысом Недоброй Надежды. Стало ясно: восточный путь в Индию будет португальским, западный же путь пока оставался открытым для их высочеств.

Маленькая, но героическая Гранада все еще сопротивлялась крестоносному войску Изабеллы и Фердинанда. Им было не до Колумбовых планов.

Но с 1489 года стремительный спуск сменяется подъемом. Очень медленным, с неожиданными срывами, но все же подъемом, и это восхождение будут все больше и больше облегчать новые и влиятельные союзники упорного генуэзца.

Cosas de España — самые высокие покровители могли в той стране действовать на благо подопечной особы, лишь поспешая медленно, но, как известно, и капля камень долбит…

В 1489 год Колумб вступил при обстоятельствах весьма неутешительных. Вальядолид — там зимовала королевская чета — хранил гробовое молчание. С Португалией все было кончено, Бартоломе Колумб получил отказ от английского короля Генриха VII. Братья решили предложить свои услуги французской короне. То ли в 1489, то ли в 1490 году Бартоломе направился во Францию и там вел переговоры с Анной де Боже, дочерью покойного короля Людовика XI и старшей сестрой малолетнего монарха Карла VIII.

Сам Колумб не раз порывался уехать во Францию и дважды — в 1489 и 1491 годах — едва не осуществил это намерение.

В 1489 году он остался в Кастилии, потому что неожиданно здесь наметились новые возможности.

«Находясь в ту пору в Севилье, — пишет Фернандо Колон, — и не встретив у их высочеств большей решимости, чем прежде, Адмирал сообщил о своем замысле герцогу Мединасидонии… (58, 69).

Можно не сомневаться, что, обратись Колумб к Мединасидонии лет на семнадцать раньше, он имел бы куда большие шансы на успех. Тогда, в годы короля Энрике IV, дон Энрике де Гусман, второй герцог Мединасидония, был гораздо сильнее своего сюзерена и в своих андалузских владениях вел себя как истинный самодержец. Да и в его сокровищницу поступало раза в три больше доходов, чем в королевскую казну.

Королева Изабелла основательно обузила его земли и раз навсегда внушила ему, что в Кастилии может быть лишь один монарх. И тем не менее дон Энрике де Гусман все еще владел устьем Гвадалквивира и огромными территориями в междуречье Одьеля и Рио-Тинто.

В «Заливе Кобыл», водном пространстве между Гибралтарской скалой (эту скалу несколько лет назад у герцога отобрала Изабелла) и Канарскими островами, дон Энрике держал свой флот, и его корабли водили опытные капитаны из Палоса, Уэльвы и Сан-Лукара-де-Баррамеды.

Точно никто не подсчитывал доходы дона Энрике, но они даже после крутых мероприятий королевы Изабеллы достигали 15–20 миллионов мараведи в год. Недаром Лас Касас писал: «В те времена не было в Испании владыки богаче дона Энрике».

Разумеется, у королевы в 1489 году было больше доходных статей, чем у герцога Мединасидонии, но герцогу не приходилось нести расходы на прокормление армии чиновников и на боевые операции в Гранаде. Наличных денег в звонкой монете у него было больше, чем у ее высочества, и у него она заняла в 1493 году пять миллионов мараведи, снаряжая вторую флотилию Колумба.