Степан Лопатин - Живая память

- Трудновато им приходится без нас - старикам.

- Этот старик еще боевой - две премии отхватил.

- Радуется, если хорошие вести с фронта...

- А мы сидим, как бирюки...

- Есть тут кое-что и про нас, - потряс Абрамов листком дивизионной газеты. - Вот:

"Прямой наводкой.

Орудийные расчеты командира Петрухина, стреляя прямой наводкой, показали высокую меткость. Первым стрелял сам тов. Петрухин и первым же снарядом подавил вражеский пулемет. Стрелявшие за ним уничтожили еще две пулеметные точки.

Артиллеристы тов. Ширгазина заметили группу немецких солдат в 10 человек. Они дали несколько удачных залпов, уничтожили 7 гитлеровцев и подавили пулеметную точку. Ст. сержант Н. Дьяконов".

- А и верно - про нас.

- То было еще в слякоть. Вспомнили...

- Написать никогда не поздно...

- Другие воюют, и мы тоже вроде бы... пашем.

- Еще успеешь, делов на всех хватит...

- Мы сидим здесь временно, - вмешался Абрамов, - пока главные силы Красной Армии заняты у Сталинграда. Подойдет наш черед, и тоже начнем. Наши дела находятся не за горами.

И верно - не за горами были наши дела.

Русская зима обычно снежная. Таковой она стала и теперь. Обильные снегопады и бураны заметали дороги, затрудняли перевозки. Поэтому основные пути обозначались вешками с клочками соломы наверху. Продвигаясь от вешки к вешке, путник не сбивался с дороги. На солдатских тропах между подразделениями тоже стояли вешки. Жизнь была налаженной, привычной и благополучной для фронтовых условий. Теплая землянка, уютные окопы у орудий, укрытые от непогоды боеприпасы. Хорошие конюшни в овраге для сытых лошадей дополняли наше фронтовое благополучие.

Но жизнь эта нарушена приказом:

- Сменить ОП!

Новые огневые позиции определили где-то впереди, километрах в трех от старого места - это еще не передний край, но вплотную к нему. Туда же подтягивались другие подразделения полка.

Снялись вечером. Двигались по заранее проложенной, но еще не укатанной колее. Часа через два стояли на новой ОП.

Низина. Земля упругая, промерзла только верхняя корочка. Готовность к утру.

Бои были тяжелыми.

Они проходили северо-восточнее города Жиздры и получили название Жиздринской операции.

Оборонительные сооружения немцев укреплялись и совершенствовались в течение десяти месяцев. Каждая траншея и опорный пункт упорно защищались фашистами. Сознание расового превосходства и успехи на других фронтах долгое время укрепляли их веру в непобедимость гитлеровской армии. Красной Армии предстояло потрудиться, чтобы переубедить фрицев, заронить в их души искру сомнения.

В первые два дня пехота овладела двумя немецкими траншеями и контратакована была из третьей. На трудный участок направлены наши танки, но одолеть первую полосу обороны на всем фронте дивизии не удалось. Обе стороны несли потери в людях и технике.

Артиллеристы с наблюдательных пунктов исходного положения не могли воздействовать на огневые средства в глубине. Ушедшие вместе с пехотой командиры батарей прерывали огонь из-за отсутствия связи - провода секлись осколками, связисты не успевали их чинить. Дивизионная артиллерия работала не на полную нагрузку.

Чтобы повысить активность, командование решило использовать артиллерийских корректировщиков, посадив их на танки. Опыта еще не было, но идея требовала воплощения.

Договорились с танкистами.

- Корректировать огонь будете вы, - сказал командир полка капитану Ларионову, когда возник этот план. Ясно, что осуществить его мог кто-то из старших по должности - один из смелых и решительных офицеров, каких в полку немало. Ларионов мог предположить, что выбор падет на него, но приказ командира привел к короткому замешательству. Задача очень ответственна, а капитан не готов...

Однако он, быстро справившись с волнением, сказал:

- Есть!

Командир уточнил: с кем связаться, какие батареи привлечь, на что обратить внимание более всего. Но не сказал, как сочетать свою работу с работой танкистов, да и не мог говорить об этом - задача уставами не предусмотрена. Подвижной наблюдательный пункт (ПНП) открывал новые возможности, и их надлежало использовать. Остальное зависело от исполнителя.

Идея на этот раз в жизнь не воплотилась. То ли в танке было тесно и артиллеристы мешали экипажу и не сумели договориться с ним, то ли по другим причинам - они не подали ни одной команды. Огонь они не открыли, а сами попали под огонь противотанковой пушки немцев. Экипаж был выведен из строя, танк сгорел. Оставшиеся в живых выбрались через люк в днище, в их числе тяжело раненный Ларионов. Его радист скончался в танке.

Неудача неприятно подействовала на однополчан. Мы понимали, что кто-то другой должен повторить.

После трех дней боя вечером, оставив за себя Молова, комбат пришел на ОП. Вид у него был невеселый. С похудевшего лица смотрели усталые серые глаза.

- Дело дрянь, - говорил он, - пехота недовольна нашей работой. Командование ищет способы повышения активности - прямую наводку или что-то другое, а пока виноваты мы.

О нелицеприятных объяснениях с Начальством можно было догадываться по его настроению, когда он ставил задачу по карте:

- Выйдешь утром вот сюда - к высоте с отметкой 226.6. Определишь место для прямой наводки. Высота еще не взята, но первая траншея немцев - у нас. Опасайся снайпера вот здесь, другой дороги нет.

Утро выдалось светлое и тихое. Артиллерия молчала.

Мне нужно идти налево к высоте. Сопровождаемый солдатом Иваном, я поднялся на горку, осмотрелся.

Какой вид! Широкая панорама местности, освещенная ярким зимним солнцем, сияла перед нами. Всхолмленная слева, направо переходила в спокойную равнину, исполосованную следами прошедшей в разных направлениях техники, усеянную темными пятнами воронок и каких-то предметов, рябивших на снегу.

Мы шли по твердой дороге и по насту не проваливаясь. Навстречу попадались связисты и редкие раненые, выходившие с передовой. За нами следовали попутчики, придерживаясь за провод.

До "передка" около километра. Начинают петь пули.

А вот и участок, о котором говорил комбат. Здесь много убитых. Место открытое. Мы замедлили шаг на несколько мгновений, увидев стоящего на коленях парня, склонившегося не над катушкой провода, как можно было подумать, приняв его за телефониста, а над упавшим товарищем. Торопливо шаря в карманах своей шинели, он упрашивал его, еще не осознав случившегося:

- Миша! Да Миша же... Вставай... Да неужто ты... Встань...

Но товарищ лежал не отвечая, вытянувшись, вверх лицом, на щеки его легли серые тени. Стоявший на коленях парень ни на кого и ни на что не обращал внимания и не верил, что его товарищ мертв. Пропели две-три пули. Солдат не уходил. Он не хотел верить, не мог еще верить факту, очевидному даже со стороны...