Сергей Семанов - Дорогой Леонид Ильич

За всей этой внешней слабостью и вялостью явно просматривается, однако, неявная воля самого Брежнева. В угоду остаткам сталинистов убрали «новомировских» либералов, теперь вот приструним расшалившихся молодогвардейских патриотов. Но в обоих случаях тихо, мирно и без особого там публичного скандала… Вряд ли Брежнев даже примерно так про себя думал, поступал он в этой малоизвестной ему сфере скорее по наитию, но поступал в силу своего понимания политики логично.

Эта молчаливая, осторожная, но безусловно принципиальная линия Брежнева в идеологии особенно отчетливо проявилась во время громкого политического скандала, вызванного появлением большой статьи Александра Яковлева в «Литературной газете». Яковлев — деятель известный, его представлять не надо, однако уточним одно лишь обстоятельство. Еще с горбачевских времен он выдавал себя за прирожденного поборника «демократии». Лукавил, как и во многом ином. Был он партийным карьеристом, и только. Хладнокровно организовывал высылку Солженицына, например, поднял шумиху вокруг процесса Синявского — Даниеля…

Опытный аппаратчик, Яковлев знал, что Суслов и правящие помощники Брежнева (а все они были от Андропова) очень не любят все русско-патриотическое. Не поставить это на карту? Генсек сероват, ничего толком в идеологии не понимает, объяснят ему, надо полагать, каким принципиальным марксистом-ленинцем является товарищ Яковлев… Но недооценил интриган своего Генсека!

Да, что ни говори, но выбор судьбы определяется все же не анкетными данными и даже не пресловутым «пятым пунктом». Например, первый зам. Отдела пропаганды Яковлев родом из ярославского села, жену имел русскую, но целиком поставил на линию разрядки (возможно, тут помогло его долгое пребывание в США в качестве стажера). Соседом Яковлева по даче был Цуканов, что облегчало дело.

Конечно, никаких глубоких идей у Яковлева не имелось, но, как ярый карьерист, он почуял, что хотелось бы идеологическому руководству, а как бойкий человек не побоялся рискнуть. Он повел атаку на молодогвардейцев по всему фронту, используя для этого весь громоздкий идеологический аппарат. Недостатка в разоблачениях не было, но брань стала уже привычной, ее перестали бояться. Сами молодогвардейцы не стеснялись ее вовсе, огрызались и наступали, создавая тем самым в Советском Союзе опасный пример. Надо было снимать и наказывать, это ясно, но как? Как сделать это под руководством вялых бюрократов, страшившихся малейших потрясений? Нужно было «решение» по поводу «МГ». Яковлев долго интриговал, но пробиться сквозь бюрократическую трясину не сумел. Играть так играть, и он решил состряпать партийное решение сам. Советники и помощники охотно подтолкнули его под локоток (дурака не жалко), и вот в ноябре 72-го появилась громадная статья Яковлева «Против антиисторизма».

Вся убогость сусловской внутриполитической линии потрясающе точно выражена в этом кратком заголовке! Во-первых, выступление ведущего идеолога направлено не на утверждение неких партийных истин, а против чего-то, — партия, стало быть, идет по чьим-то следам? Во-вторых, что это за обвинение — «антиисторизм»? В марксистском лексиконе накопилось множество жутких политических ярлыков, но о таком не слыхивали. Наконец, просто смешна словесная убогость заголовка: если латинское «анти» перевести на русский язык, то получится: «Против противоисторизма»!..

Брежнев был хитер и осмотрителен, очень осторожен, он действительно отличался миролюбием, то есть неприязнью к резким и крутым мерам. Его личное влияние на политику страны в 70-е годы нельзя недооценивать. Перебор Яковлева для осторожной и оппортунистической линии Брежнева был слишком уж вызывающим: если всякий замзав, даже и дружный с помощниками, начнет так действовать, то… Не надо забывать, что Брежнев в 1972 году не успел еще превратиться в живой труп, как десять лет спустя. Итак, Яковлева срочно и унизительно сослали в провинциальную Канаду. При этом Генсек якобы произнес: «Этот м…к хочет поссорить нас с интеллигенцией!»

Очень интересна судьба яковлевской той статьи уже в нынешнее буржуазное время. О ней стали вспоминать, давая самые разные, порой противоположные, оценки. Казалось бы, Яковлев должен был высказаться в этой связи широко и полно, теперь-то его не сковывала партийная дисциплина. Нет, высказался он кратко, явно неохотно, избрав трибуной малотиражный архивный журнал «Источник»:

«Пустое дело разбирать сегодня мою статью, оценивать ее формулировки, примеры, весь ее стиль. Она была опубликована в определенное время. В своей критике национализма я опирался на цитаты из Маркса и Ленина. Любые отклонения от сложившихся стереотипов были бы пресечены партийной цензурой, независимо от служебного положения автора. Добавлю, что с некоторыми своими оценками я и сам сегодня не согласен.

Главное — в политической сути статьи, ее направленности. Взяться тогда за перо меня побудило осознание той угрозы, которую несла все возрастающая сила националистических и шовинистических взглядов, все более опутывавших общество с конца 60-х годов. Это неминуемо влекло за собой сползание к национал-коммунизму с его основными известными миру атрибутами, характерными для национал-социализма. На этом пути было бы завершено дело, начатое «вождем всех времен и народов», — создание имперской идеологии коммуно-фашизма.

К сожалению, время подтвердило мои опасения. Сегодня, когда речь заходит о возрождении большевизма в форме коммуно-фашизма, корни этих трагедий следует искать именно в национализме, имперской идеологии. Кстати, многие литературные деятели, упомянутые в моей статье, и сегодня являются глашатаями особого рода спекулятивного «патриотизма», по сути своей агрессивного шовинизма».

Очень скромно, даже застенчиво высказался автор русофобской статьи в 1996 году, при полном всевластии Ельцина, Березовского и Чубайса! Имен не назвал — ни тех, о ком сожалеет, и тех, кого и тогда обзывает «нацистами». Словом, уклонился от обсуждения. Понимал, что выглядит он с любой течки зрения, как партийный карьерист, и только. А статью свою, имея огромные издательские возможности, так и не опубликовал. Автору данной книги пришлось за него проделать эту работу.

…Точно такую же осторожную осмотрительность проявлял Брежнев и во всех прочих острых идеологических вопросах. В 70-х годах самыми шумными в этом ряду стали дела писателя Солженицына, академика Сахарова и других. Брежнев вмешиваться во все эти скандалы не желал, перекладывая решение на Суслова, а потом все чаще и чаще на Андропова, который все более входил в силу. Зять Брежнева Ю. Чурбанов вспоминал в этой связи: