Александр Гусев - Гневное небо Испании

В общем, в Испанию Антонио вернулся коммунистом. Работал инженером на заводе «Испано-Сюиза», вел партийную работу, а с началом мятежа Франко он пошел в ряды республиканской армии. В боях под Мадридом его ранило. Госпиталь, отпуск на лечение. Барселонский мятеж застал Антонио в родном городе. Это было 3 мая.

Антонио явился в партийный комитет, где получил назначение командовать одной из частей. Она была сформирована из рабочих и хорошо проявила себя в боях с мятежниками. Путч подавила довольно быстро, за два дня. В одном здании сектора, которым командовал Антонио, группа анархистов оказывала отчаянное сопротивление. Руководил группой анархист, который когда-то был очень хорошим товарищем Антонио. Полковник решил сам пойти к анархистам, чтобы убедить их в бесполезности борьбы. Договорились о прекращении огня, и Антонио направился к бывшему другу. Встретили его довольно мирно, но едва речь зашла об ультиматуме, анархисты схватились за оружие, грозились пристрелить «агитатора».

Больше двух часов оставался Антонио среди анархистов в обстановке враждебности и возможной провокации. Однако он смог доказать большинству, захотевшему его слушать, контрреволюционность действий анархистов, наносящих удар в спину республики. Анархисты решили прекратить сопротивление.

Антонио вышел из здания, направился к своим, и тут ему в спину ударило несколько выстрелов. Парламентер был тяжело ранен. Однако Антонио успел отдать приказ, чтобы по анархистам не стреляли. И это было правильно. Сдавшиеся сами расправились с провокатором.

Снова госпиталь. Едва подлечившись, Антонио попросил отправить его на любой пост в действующую армию. От положенного отпуска отказался категорически. Слишком тяжелый период переживала республика. И он стал строителем.

— Только пока! Пока! — настойчиво повторял Антонио переводчику.

Что ж, коммунист всегда остается коммунистом. Командир базы и строитель был храбрым бойцом. Мы в этом убедились позже.

Ночь мы провели спокойно. Спали крепким сном. Утром я поинтересовался у Хосе, почему поселок, где мы находимся, называется Кабесой-дель-Буэем.

— По своей конфигурации этот поселок, — ответил Хосе, — похож на голову большого быка…

Действительно, с высоты птичьего полета Кабеса-дель-Буэй напоминал голову мифического быка с мускулистой шеей.

Вскоре над нашим аэродромом взвиваются две зеленые ракеты. В составе эскадрильи мы идем на запад, к линии фронта.

На земле идет артиллерийская перестрелка. Проверяем, хорошо ли заметны с воздуха ориентиры, намеченные нами вчера с НП. Двинулись вдоль линии фронта.

В воздухе и на земле, если не считать артиллерийской дуэли, спокойно. Высота — 2000 метров. Отыскиваем цели: артиллерийские позиции франкистов и наблюдательный пункт артиллеристов. Вот и цели.

Едва собрался подать команду на перестроение для атаки, как вдруг вижу серию взрывов в расположении республиканских войск. Что за дьявольщина! На артиллерийские разрывы не похоже. Серия похожа на бомбежку. Но где же самолеты противника, черт побери? Вглядываюсь, слежу от разрывов вверх.

— Вот!

Внизу и впереди от нас на высоте полторы тысячи метров — три самолета «ромео». У них отличный камуфляж. На фоне рыже-коричневой окраски местности они различаются с трудом. Мы их не заметили, пока они не начали бомбежку. Не совсем хорошо. Надо быть очень и очень внимательным — на то и щука в реке, чтоб карась не дремал.

— Атакуем!

Со снижением иду на противника. Эскадрилья разворачивается за мной. Целью выбираю ведущего. Сближаемся быстро. С дистанции 250–300 метров жму на гашетки. Меня поддерживают мои ведомые. Еще не выйдя из атаки, вижу, как «ромео» с большим креном пошел вниз. Выходим из атаки с набором высоты, за нами следуют другие звенья. Еще один «ромео», а за ним и третий штопором отправились к земле.

Три самолета для первого вылета — неплохо! И все же меня охватывает чувство неудовлетворенности: при атаке мы скорее мешали, чем помогали друг другу. Слишком велико было стремление самому атаковать, самому сбить. Желание похвальное, но не всегда своевременное. Надо же считаться с общей обстановкой. Об этом следует очень серьезно поговорить с товарищами. Горячка, «яканье» в бою — вещь опасная. Сам можешь попасть под удар и товарища подвести. Так не пойдет. Чем жарче бой, тем трезвее должна быть голова и крепче нервы!

После схватки с «ромео» эскадрилья приступила к выполнению поставленной перед ней задачи. Обстреливаем расположение артиллерийских позиций, водокачку, на которой находится артиллерийский наблюдательный пункт противника. Истребители франкистов не появляются. Заставляем врага прекратить огонь по наступающим наземным республиканским частям. Утюжим укрытия мятежников, расстреливаем их орудийные расчеты.

После наших налетов уцелевшим артиллеристам пришлось менять боевые позиции. Республиканская пехота, танки использовали это время для ускорения темпа наступления.

Выполнив боевую задачу, возвращаемся на аэродром. Не успели вылезти из кабин, как нас принялись поздравлять с первыми успехами. Подходит Кригин. Тоже поздравляет. Но вид у него несколько смущенный.

— В чем дело, Михаил Викторович? — спрашиваю его. Откашлявшись в кулак, он отвечает негромко:

— Звонили с НП корпуса…

— Ну…

— Упал-то лишь один самолет.

— Как так? — удивленно развожу руками.

— Да вот. «Купили» вас…

— «Ку-пи-ли»?..

— Два самолета летчики свалили в штопор и вывели из него машины у самой земли. Потом они на бреющем ускользнули от вас.

Ну и досада! Околпачили нас. Причина? Слабовато знаем повадки тех, с кем сражались. Тактику их в первом бою не сразу раскроешь. Ясно было одно: первое знакомство с «ромео» не обрадовало нас. Пришлось говорить друг другу далеко не лестные слова, хотя, казалось бы, существовала и объективная причина — отсутствие боевого опыта. Но если самим об этом не говорить прямо, если спускать промашку на тормозах, то приобретение опыта станет делом долгим, если вообще возможным. Именно открытая честная товарищеская критика и была нужна нам.

Проследили мы за «сбитыми» самолетами? Оказалось, что не проследили. Ни на одном из них не возникло пожара. Значит, либо летчики оказались тяжело раненными, либо повреждения — незначительными.

Далее. Мы толком не знали, какой именно из трех самолетов сбит: первый, второй или третий. Атака заняла не более двух минут. С командного или наблюдательного пункта определить в сумятице, какой именно самолет разбился, трудно.

Критический разбор первого воздушного боя помог летчикам осознать допущенные просчеты.

Командование сухопутных республиканских войск ставило нам довольно сложные задачи. Огнем мы активно поддерживали пехоту. Даже сверху можно было заметить, как воодушевляли бойцов действия наших самолетов.