Людмила Бояджиева - Гумилев и другие мужчины «дикой девочки»

По ее тону опытный сердцевед сделал вывод: дама свободна и скучает. Он вызвался провожать ее — из чистой любезности. На вокзале — Анна Андреевна ехала в Царское — разговорились. Оказалось, супруга Гумилева пишет хорошие стихи, а сам Георгий как раз работает над романом «Слепой»! Тем у двух творческих людей находится множество, особенно если светлые глаза дамы притягательны, словно омуты, а джентльмен очарован каждым ее движением. Обрисовалась перспектива неизбежного романа. Чулков был далеко не беден, имел собственную квартиру, оказавшуюся поблизости от комнатки, снятой Гумилевыми на Тучковской набережной. Ведь Анна теперь частенько до утра задерживалась в городе, ездить в Слепнево не имело смысла, а беспокоить живших в квартире Гумилева родственников было бы просто негуманно. Вот и пришлось обзавестись «гарсоньеркой», совсем недорого. Роман закрутился нешуточный. Для Георгия Анна — не просто обольстительная женщина, она настоящий Поэт — это он понял сразу же.

С Чулковым ей дышалось легко и просто, даже радостно, хотя веселиться она не умела. Да и знала — не ее стиль. А он как опытный любовник и джентльмен умел говорить и делать именно то, что оставляло у дамы, дарившей его своим вниманием, пьянящее послевкусие от свиданий, как от бокала французского шампанского.

В марте 1911 года вернулся Гумилев.

В царскосельском доме ящики, коробки, упаковки, чемоданы. Митя с женой, мать путешественника Анна Ивановна, толпа встречавших друзей — все получили подарки. Затем — торжественный обед и ритуал рассказов… Когда речь зашла о кулинарных пристрастиях аборигенов и впечатлениях Николая от дегустации личинок и червей, Анна демонстративно вышла из-за стола:

— Тошнит от вашей Африки!

Ей вслед обернулись удивленные лица. Что тут скажешь, жена Николая не считала нужным даже приличия соблюсти. Демонстрирует вздорный характер.

Она получила гору даров — шелка ручной росписи, экзотические украшения из серебра и кости. Вдобавок — маленького розового попугайчика, спавшего в клетке, накрытой платком. Какая прелесть — розовый какаду!

— Ты ждала меня? — Уведя жену в свой кабинет, Николай накинул ей на плечи черное кружево — шаль с длинной бахромой. — Это испанская работа. Купил в порту, она так похожа на тебя, прямо в руки просилась — как живая.

— Спасибо. — Анна ответила на полуофициальный поцелуй в щеку. — Мне не было одиноко. Я писала стихи, общалась с интересными людьми. И знаешь, решила твердо: не отговаривай, прошу тебя, это мой путь, мое дело. Никем другим я в этой жизни не буду. И стихов у меня уже набралось на приличную книжку. Думаю, сотни две.

— Да, каждому свое. Ты погружена в поэзию. Я, как видно, только и думаю что о путешествиях. Мир так велик и так заманчив… Девочка моя морская, ну не дуйся… И вот что я решил: давай издадим твои сочинения?.. Прочти что-нибудь! — Он сел у камина и закурил сигару с лицом серьезного, придирчивого критика.

— Хорошо… — У Анны на щеках выступили два красных пятна. Николай был строгим и справедливым судьей… Но как же ей не терпелось нанести ему удар! За пренебрежение к ее стихам, за унижение бросаемой на полгода молодой жены, за обманутые надежды на его деловую помощь.

Анна воинственно вздернула подбородок. Николай хлопками изобразил восторг.

— Точно подмечено! Поздравляю — ты очень добра и наблюдательна! И знаешь, у меня есть чем ответить. Немного смешно вышло, хотя юмор, ты знаешь, не мое призвание. Тебе, разумеется, известно, что Киев считается городом ведьм?

— А разве не в Африке обитают самые могущественные колдуны?

— На меня они не произвели впечатления. Другое дело — киевские мастера. Слушай…

— Очасть — как я понимаю, омут? Страшная картина! Сейчас заплачу над участью несчастного мужа! — Анна закусила губу, но сделала вид, что шутка не обидела ее. Виноватая, он считает? Богом заклятая? Хорошо же! — Выразительный крик души вышел у тебя, Николушка. Считай — меня сразил наповал! — Смеясь, она пошла к двери. — Постараюсь реализовать подмеченные характеристики. Кстати, я с супругами Чулковыми думала прокатиться в Париж. Все сомневалась, теперь решилась. — И не найдя нужным что-то объяснять, вышла из комнаты.

На следующий же день Анна уговорила Георгия съездить в Париж — он любил этот город в мае. Поездка поначалу вышла не совсем удачная. Чулков взял с собой жену Нину Владимировну, с которой Анна быстро подружилась. Но жена под боком — не лучшее условие для романтического вояжа. Да и не в Чулкове, собственно, было дело. Анна только и ждала, как от них отделаться.

Через неделю супруги решили поехать в Италию.

— А я, пожалуй, останусь. Записалась на курсы античного искусства при Лувре.

— Надолго? — удивилась Нина.

— А посмотрю, как пойдет. Надо ликвидировать пробел в образовании.

— Что передать Николаю Степановичу? Если курсы затянутся? — Догадливый Чулков хитро улыбался.

— Что люблю страстно и рвусь домой, но хочу подучиться. В этой области у меня совершенный провал! — Анна расцеловалась с его супругой: — Следите там за нашим красавцем, Ниночка!

…Амедео она увидела совершенно иным. Худой, бледный, осунувшийся от пьянства и бессонных ночей в кругу своих любимых натурщиц. Всклокоченная борода состарила его сразу на много лет. Однако для Ахматовой ее страстный итальянец был самым красивым на свете. Всякие Кики и Мими вмиг исчезли, и они остались вдвоем во всем мире — будто и года не прошло. Он, как и раньше, обжигал ее таинственным, пронзительным взглядом, у нее, как и прежде, что-то обрывалось под сердцем. Страсть захлестывала, оглушала. Тяжело дыша, он выпускал ее из объятий, шептал пересохшими губами: