Владимир Сыромятников - 100 рассказов о стыковке

В последний раз переночевав по традиции в Нью–Йорке и сделав последние покупки в «даунтауне», мы погрузились в наш аэрофлотовский флагман Ил-62. Последний разбег по американской земле, и вот уже далеко внизу остались светлые линии уходящих дорог и стройные ряды чужих домов. Тогда никто из нас не мог знать, что пройдет почти 20 лет, прежде чем мы снова встретимся. И уж, конечно, никто не мог предположить, какие катаклизмы произойдут в Советском Союзе к тому времени, невозможно было представить, что страна будет совсем не та и мы сами станем другими.

Прощай, Америка! Я тебя больше не увижу. Так действительно думалось мне, прислонившемуся к темному иллюминатору. Мне и сегодня кажется, что та наша жизнь закончилась поздней осенью 1975 года и где?то начиналась новая жизнь.

О войне сложено много прекрасных русских песен. В одной из них есть такие слова: «…На всю оставшуюся жизнь нам хватит подвигов и славы…»

«Хомо сапиэнс» — существо социальное. Не хлебом единым жив человек — это известно давно. Ему обязательно нужно поделиться результатами своей деятельности, своими успехами и достижениями. Мы нуждаемся в том, чтобы нас признавали. Нам нравится, когда хвалят и награждают. Все социальные системы во все времена и у всех народов осознавали важность этой стороны человеческой природы и старались использовать все так называемые моральные стимулы (наряду с материальными, конечно), чтобы развивать человеческие сообщества, укрепляя их основы и уклады. Наше социалистическое государство не было исключением. Более того, коммунистическая партия, «вдохновитель и организатор всех наших побед», развила и подняла на высшую ступень многие приемы морального стимулирования, возвела эти стимулы на уровень настоящего искусства.

Кто?то, наверно, посмеется надо мной, прочитав этот рассказ. Труднее смеяться над собой. Мы — рабы своих пристрастий и эмоций. Это не самое худшее бремя, которое приходится нести и от которого хотелось бы избавиться. Вот с таким настроем писались эти строки. Интересно, что из этого получилось?..

В Советском Союзе, начиная с 30–х годов, стала внедряться практика награждения орденами и медалями за высокие достижения в науке и технике и постепенно сложилась целая система различных поощрений. Они действительно стимулировали прогресс, активизировали работу, творчество и изобретательство при выполнении государственных задач, которые ставились партией и правительством в виде многочисленных постановлений, особенно в военно–промышленном комплексе — ВПК. Плановая экономика развитого социализма коснулась и наградной стороны жизни ВПК. В постановлениях ЦК и Совмина в дополнение к обязанностям стали включать права и поощрения, в том числе — награды за успешное выполнение работ, количество и достоинство «знаков», то есть перечень орденов и медалей, а также госпремий разного уровня, в зависимости от значимости проекта.

При Сталине высшие премии назывались сталинскими, а после развенчания культа личности — ленинскими.

Начав работать в ОКБ-1 у Королева, я попал в коллектив, который вступил в полосу почти беспрерывных достижений. Вокруг было столько награжденных: за «семерку» и другие ракеты, за спутник, за «Восток» и «Восход», за «Молнию», за Луну и Венеру. Мне, как человеку честолюбивому, конечно, тоже хотелось получить какую?нибудь награду, но тогда я был еще молодым человеком. Наверно, мне не хватало еще каких?то качеств для того, чтобы получать награды.

Награждение зачастую приурочивалось к этапам государственного планирования — к концу пятилеток. Первый раз награда чуть не «скатилась на мою грудь» как раз за пятилетку в конце 60–х. Вернувшись из отпуска, я узнал, что мое имя попало в список сразу на орден Красного Знамени. Как мне рассказал Л. Вильницкий, отдел кадров по настоянию С. О. Охапкина, первого зама, ведавшего конструкторскими подразделениями, срочно запросил кандидатуру от нашего отдела, и обязательно — конструктора. Меня уже поздравляли друзья, но вскоре разговоры прекратились: то ли список затерялся в коридорах власти, то ли моя фамилия затерялась в общих списках. Так что это мое Знамя в отличие от эксперимента в космосе под тем же названием [Космический эксперимент под названием «Знамя-2» был выполнен через 20 лет, когда на орбите мы развернули мидель первого солнечного паруса] не состоялось.

С годами большая часть орденов и медалей за пятилетку стала расходиться по общепромышленным министерствам, выделялась трудящимся деревни, доставалась председателям колхозов и директорам совхозов, механизаторам и чабанам, свинаркам и дояркам: они по–настоящему кормили страну, а кушать, как известно, хочется и простым людям, и лауреатам и каждый день.

После отмены льгот орденоносцам, а произошло это вскоре после окончания войны, большинство наград стало, в основном, символическими. Тем не менее их значимость оставалась высокой, и многие начальники считали себя чуть ли не обокраденными, если за очередное достижение родного предприятия они не вешали себе на грудь очередной знак. Встречались настоящие «коллекционеры». С легкой руки руководителей партии и правительства (а дурной пример, как известно, заразителен), они старались покрыть себя славой или ее отблесками. Подтверждением тому был мой начальник Калашников, наш «паша». Казалось, он не упускал ни единого шанса, а у него всегда имелись свои люди в парткоме, одной из решающих инстанций в столь важном политическом деле. После войны в стране массового героизма был очень популярен такой лозунг: награды найдут своих героев. Калашникова «нашли» орден Ленина, три ордена Красного Знамени, орден «Знак Почета», медали и, наконец, Ленинская премия, многие из них — за стыковку. Если бы специальная комиссия или даже бесстрастный компьютер провел расследование, все сомнения отпали бы сразу: подписи на чертежах общих видов и даже соучастие в главных изобретениях подтверждали его «существенный» вклад.

У коллекционеров местного значения был прекрасный пример в лице первого человека государства — выдающегося собирателя наград, что служило предметом постоянных насмешек и многочисленных анекдотов. Их острота увеличивалась с каждой новой «звездой»: дважды, трижды, четырежды Герой, дальше… возможности русского языка обрывались, однако народная мудрость безгранична: братцы, так он же спятил.

Единственной наградой, которая давала реальные привилегии, оставалось звание Героя: «героический» человек действительно попадал в элитную группу. Привилегии распространялись на многое: начиная от коммунальных платежей, бесплатного проезда и неограниченной подписки на газеты, журналы и книги, включая почти недоступные издания, и кончая элитными магазинами и театральными кассами, а также другими местами, где выстраивались вереницы людей за водкой и другим дефицитом.