Владимир Кравченко - Через три океана

В это время в верхушку фок-мачты ударил 120-мм снаряд. Железная мачта дала трещину; осколки посыпались вниз, но счастливо, никого не задели. Когда после гибели "Осляби" крейсер попал под перекрестный огонь, следующий снаряд снес за борт всю правую половину фор-марса-реи; левая осталась висеть. Целый дождь железных и деревянных осколков посыпался вниз и изрешетил марс. Обрывки стальных штагов с грозным свистом пронеслись и стали раскачиваться над головой Берга. Пробитый насквозь дальномер не годился никуда.

Берг, раненный легко, но во многих местах, вытащил сам из своей шеи несколько торчавших осколков и, тщетно попытавшись сначала исправить дальномер, стал по телефону испрашивать из боевой рубки разрешение покинуть свой пост, теперь уже бесполезный. Ответа не было. Тогда Берг решил спуститься с марса и подоспел в рубку в тот момент, когда выносили на носилках командира. Затем упрямый немец, вспомнив, что дорогой инструмент может окончательно испортиться, снова полез на марс убирать его. Как раз в это время снаряд сбил стеньгу, и Берг, долезший уже до половины, сотрясением воздуха был сброшен, изрядно стукнулся головой о палубу и дальнейших попыток взобраться на марс уже не возобновлял.

Когда веселый сигнальщик Михайлов был тяжело ранен, его товарищ (тоже раненный) вздумал спустить его с марса сам, без помощи санитаров: захватил петлей поперек туловища, стал спускать. Михайлов (с открытым переломом предплечья) рассчитывал придержаться руками за железные выбленки, но сию же минуту от боли выпустил их, опрокинулся вниз головой и в таком положении был спущен на палубу.

Крен судна заметно увеличивался. Для исправления его было решено затопить две угольных ямы на противоположном борту. Это немного выровняло крен. Бой продолжался. Крейсер по-прежнему обстреливался огнем противника, во много раз превосходившего численностью, энергия же его все более и более возрастала по мере гибели наших судов. Когда крейсер попадал под перекрестный огонь, попадания сразу усиливались. Осколки недолетов, разрывавшихся при падении о воду, наносили вред не менее самих снарядов. 8-дюймовый снаряд, разорвавшийся в воде близ самого борта, перебил правый якорный канат, своротил клюз, сделал у ватерлинии две пробоины по два квадратных фута. Все отделение носового минного аппарата тотчас же заполнилось водой. Двери пришлось задраить наглухо. Железные переборки выдержали и не дали воде распространяться дальше.

В шпилевом отделении батарейной палубы рядом с центральным перевязочным пунктом было выведено [из строя] одно орудие (ранено 5 человек). Следующий снаряд 8-дюймового калибра, разорвавшийся в полубаке как раз над центральным перевязочным пунктом, несмотря на массу произведенных разрушений, ранил тяжело только одного. Этот снаряд пронизал весь крейсер насквозь, сделав в правом борту пробоину в 12 квадратных футов, а по дороге - 10 пробоин по полтора квадратных фута, разворотив при этом железные переборки до неузнаваемости. Тяжело раненый Устинов был высоко подброшен волною воздуха.

Отовсюду неслись крики: "Носилки! Носилки!" Кровотечение было останавливаемо матросами на месте при помощи моих импровизированных эсмарховских жгутов. Легкие ранения перевязывались из индивидуальных пакетов, находившихся в жестяных ящиках с красным крестом, расставленных всюду по палубам на видных и заранее указанных команде местах. Пожары удачно тушились. Когда один снаряд разорвался над рострами, вслед за бурым дымом поднялся столб пламени вышиной до половины трубы. Казалось, у японцев была разная окраска дыма при разрыве снаряда - черная, бурая. На цветовые эффекты японцы большие мастера. С одной стороны, это делалось для того, чтобы облегчить пристрелку, с другой - этим, быть может, отличались качества снаряда (бронебойные, фугасные и т.п.). Зато при падении наших снарядов не только дыма, но и столбов воды не видать было, да и разрывались ли снаряды еще, Бог весть.

Единственный дальномер был испорчен почти в самом начале боя; его длинная труба беспомощно вертелась вокруг оси в разные стороны на марсе. Во многих местах была перебита и проводниковая передача, перестали действовать электрические приборы (циферблаты Гейслера), кое-где были сбиты прицельные оптические приборы.

Итак, мы стреляли, не зная расстояний, не видя своих попаданий. И все-таки, при таких из рук вон неблагодарных условиях, умудрялись попадать наши комендоры, хотя и тут эффект от попадания наших снарядов был совсем иной, чем от неприятельских. "Аврора" на своих боках испытала эту разницу (Гулль). Все трубы крейсера были славно изрешечены, пробоин от мелких осколков нельзя было сосчитать. Передняя труба держалась чудом. В нее попало два больших снаряда, сделавших две пробоины по 45 квадратных футов. Средняя труба имела пробоину в 24 квадратных фута. Повреждение труб сразу уменьшило тягу и сильно увеличило расход угля. Мелкие осколки выводили [из строя] много народу, находившегося на "Авроре" без прикрытия, и, как на зло, все комендоров и комендоров, которых заменить было некем.

Один из снарядов, ударивших в стеньгу фок-мачты, сбил ее. Над полубаком пронеслись, крутясь и извиваясь, словно змеи, концы оборванных стальных штагов; ранило нескольких человек, в том числе упрямого хохла Дмитриенко, снова отказавшегося идти на перевязочный пункт. Сбитая стеньга, повиснув вертикально, грозно раскачивалась из стороны в сторону - вот-вот сорвется. Каждый из находившихся поблизости с трепетом на нее поглядывал, ожидая, когда же она, наконец, свистнет его по башке. В самом конце боя снаряд, прилетевший с левой стороны, снес стеньгу за правый борт; последние стальные штаги лопнули - и ну снова хлестать, извиваться по полубаку. Один из них пронесся над самой головой лейтенанта Дорна и закрутился о дуло 6-дюймового носового орудия. Это спасло многих. Не повезло лишь бедному Дмитриенко: его здорово хватило в грудь. Снесенный в беспамятстве на центральный перевязочный пункт, он оттуда уже более не появлялся. Дневной бой близился к концу.

До сих пор попадания приходились, главным образом, на переднюю и среднюю части судна. Но небольшой 75-миллиметровый снарядик, прилетевший с левого борта и разорвавшийся в корме, натворил много бед. Разорвавшись о тумбу правого 37-миллиметрового орудия, находившегося на заднем мостике, он снес орудие за борт, пустил веером в разные стороны осколки, взорвал ящик с патронами, перебил много народу и произвел пожар. Уже загорелся и грозил взорваться другой ящик с патронами. Тяжело раненный в руки и ноги Борисов ползком добрался до него и вытолкнул за борт. Перед тем Борисов стоял часовым под флагом. Его ранило, а винтовку вырвало из рук и превратило в нечто неузнаваемое: от деревянных частей винтовки остались только жалкие щепы, а дуло, замок были частью пробиты, частью изогнуты спирально, дугообразно, так что ружье и узнать было нельзя.