Юрий Безелянский - 99 имен Серебряного века

Свыше 40 лет провел Кропоткин в Европе, жил то в Лондоне, то в Париже. В Париже познакомился с Тургеневым, и классик оценил «нежную, чуткую художественную душу» Кропоткина. А эта «нежная чуткая душа» после смерти Бакунина стала крупнейшим теоретиком «безвластного социализма», то есть теоретиком анархизма. Но если Михаил Бакунин исповедовал лозунг «Страсть к разрушению есть вместе с тем и творческая страсть!», то Петр Кропоткин был принципиально против разрушения и насилия, он стоял горой за «бесшумные подвиги».

В Париже Кропоткин издает книги: «Речи бунтовщика» (1885), «Хлеб и воля» (1892), «Анархия, ее философия, ее идеал» (1896); «Поля, фабрики и мастерские» вышли на английском языке в Лондоне в 1899 году. Несколькими годами позднее все они появились на русском языке. Еще одна книга принадлежит перу Кропоткина — «Современная наука и анархия» (1913).

Так что же такое анархизм в представлении князя Кропоткина? Анархия — это не беспорядок и не хаос, а идеальный общественный строй, основанный на взаимной помощи и солидарности, вольная кооперация и отрицание всякого централизованного государства, даже социалистического, это общество равноправных во всех отношениях людей, в котором нет лишь правительства. В отличие от Бакунина Кропоткин не ставил вопрос о немедленном революционном выступлении, а полагал целесообразным создание анархистской партии для «тихой подготовительной работы». Он также отрицал необходимость революционного правительства, не признавал никакой революционной диктатуры, ибо при ней «революция неизбежно вырождается в произвол и деспотизм», что и подтвердилось практикой революционной России.

Социальные проекты Кропоткина, выраженные в его книгах, были встречены, однако, весьма прохладно. Лев Толстой, который вслед за анархистами утверждал в обществе убеждение в «неразумности и вреде власти», писал: «Читал Кропоткина о коммунизме. Хорошо написано, и хорошие побуждения, но поразительно слабо о том, что заставит эгоистов работать, а не пользоваться трудами других».

Как отмечали исследователи творчества Кропоткина, его труды были слишком научными для политической публицистики и слишком политизированными для научной литературы. Идея Кропоткина о взаимной помощи и солидарности людей, которую он выводил из учения Дарвина о взаимопомощи в живой природе, была хороша для социально стабильного, гуманизированного общества, а отнюдь не для расколотого, пронизанного взаимной ненавистью власти и интеллигенции российского общества конца XIX — начала XX века. Никто не соглашался на длительную социальную терапию, все жаждали быстрых хирургических мер. Пламенный радикал Сергей Нечаев был ближе по духу нетерпеливой интеллигенции, чем уравновешенный и умеренный анархист Кропоткин.

И все же анархизм в России появился. Первые анархогруппы были зарегистрированы весной 1903 года в городе Белостоке Гродненской губернии среди еврейской интеллигенции и присоединившихся к ним ремесленных рабочих. К 1910 году по всей России насчитывалось около 7 тысяч человек, исповедующих анархизм. В основном это были молодые люди 18–24 лет, и примерно 50 процентов анархистов составляли евреи.

Самым пожилым анархистом был Кропоткин, он же теоретик и организатор движения. Кропоткин организовал и собрал съезд российских анархистов в декабре 1904 года и все последующие съезды и конференции.

В 1905–1907 годах в анархизме определились три основных направления: анархо-коммунизм, анархо-синдикализм и анархо-индивидуализм (сговориться о едином направлении, единой стратегии и единой тактике всегда тяжело для русских интеллектуалов). Существовало и еще одно направление, так называемый «мистический анархизм», его родоначальниками были Вячеслав Иванов и писатель Георгий Чулков. К ним примыкали Блок, Брюсов, Бунин, Городецкий, Шестов. То есть пестрота в организации и разброс мнений были велики. Многие анархисты тяготели к террору. Многим нравились слова анархиствующего французского поэта Лорана Тайада: «Стоит ли думать о жертвах, если жест красив!» Все это противоречило идее книги Кропоткина «Взаимная помощь как фактор эволюции».

Какая эволюция? Только революция! Вперед, на баррикады! Осчастливим весь народ насильно!..

Петр Кропоткин приехал в Россию в июне 1917 года — после четырех десятилетий эмиграции. Его встречала многотысячная толпа. Александр Керенский тщетно пытался уговорить Кропоткина войти в состав Временного правительства. Верный анархическим воззрениям, главный анархист отказался: «Я считаю ремесло чистильщика сапог более честным и полезным».

А далее последовал Октябрь. В октябрьские дни большевики использовали анархистов в качестве боевой и разрушительной силы против буржуазии, оказывая им всемерную помощь оружием, продовольствием и прочим необходимым. Но этот союз большевиков с анархистами был недолгим. С анархистами жестко расправились: кто был убит, кто репрессирован, кого изгнали из страны. В конце 20-х годов анархисты сошли с политической арены, оставив о себе весьма противоречивое мнение. По Москве ходила частушка:

Обычное дело: в теории одно, на практике — совсем другое. По возвращении в Россию «мятежный князь» уже мало влиял на политическую обстановку. Он жил на Каменном острове в роскошном особняке нидерландского консула, который уехал в Голландию, как говорится, от греха подальше. С Кропоткиным несколько раз встречался Корней Чуковский, в дневнике он так описывал внешность главного анархиста: «Плечистый, массивный с пиквикским цветом лица Кропоткин».

Именно Корней Чуковский посоветовал Ивану Сытину издать книги Петра Кропоткина. Вот как написано об этом в «Дневнике» Корнея Ивановича:

«Через час мы в доме голландца на Каменном острове. В том же торжественном зале. Кропоткин вышел к нам очень приветливый — и сразу же наговорил много комплиментов Ив. Дм. Сытину. „Ваша просветительская деятельность… ваше служение культуре…“

Сытин привык к таким похвалам. Но всегда принимал их так, будто впервые услышал. Стал кланяться по-простецки и с униженными жестами сжал княжескую руку в двух своих.

— Вот мы тут к вам с предложением, — сказал он, — и можно договор хоть сейчас…

— Только, верьте Богу, — сказал Сытин, стилизуя себя под купца-простака, — верьте Богу, больше десяти тысяч мы при нынешних обстоятельствах дать не можем. Десять тысяч сейчас — при подписании, — и десять тысяч потом, когда определится подписка. Что делать? В прежнее время и по 60 тысяч давали, но сейчас, верьте Богу и т. д.

Кропоткин слушал его очень спокойно и, когда он кончил, сказал: