Юрий Безелянский - Знаменитые писатели Запада. 55 портретов

Как ученый-гуманист и богослов, Эразм Роттердамский мечтал о «чистом Евангелии», грезил (ну разве не золотая греза?) о гармонии человека и мира в духе античных философов.

В 1517 году он осуществил переиздание «Нового Завета» — греческий оригинал был переведен им на латынь с обширным комментированием евангельских текстов. Тут следует заметить, что Эразм писал на латыни, на универсальном языке тогдашней образованной Европы (приведем уместное здесь латинское изречение: Res ipsa loquitur — «Дело само говорит за себя»).

Сегодня, в начале XXI века, многие мысли великого гуманиста эпохи Возрождения не теряют своей актуальности. Например, о патриотизме. Его, как орудие военной пропаганды, Эразм считал либо глупостью, либо коварной приманкой для глупой толпы. «Какая нелепость! Какая подлость! Людей разъединяет пустое название места, где они живут! Почему же не объединяет столько других вещей?..» («Жалоба Мира…»)

Не перечисляя всего прочего, заметим, что сегодня нам не хватает двух эразмовских черт — снисходительности и иронии. Мы слишком непримиримы, никак не можем изжить в себе ксенофобию, всюду нам чудятся враги. Чеченцы, евреи, немцы, американцы «и разные прочие шведы» нам категорически не нравятся, зато мы в восторге от самих себя. Мы упоены своей мнимой силой и былым величием. Нам не хватает легкости, и мы чрезмерно серьезны. Конечно, пару раз с дамой по имени Глупость можно прогуляться, но нельзя этими прогулками злоупотреблять.

Лучше Эразм, чем маразм, — позвольте скаламбурить. И воздадим должное рацио, непредвзятому и критическому, трезво осознающему как достоинства, так и относительность добываемых истин.

Глупости — нет!

Разуму — да!..

И напоследок кое-что из отечественной истории. Был такой в России Александр Диесперов (1883–1931). Отнюдь не культовое имя, более того — малоизвестное. Знакомо лишь узкому кругу знатоков российской культуры; поэт, критик, историк литературы. Борис Зайцев вспоминает, что Диесперов «воспевал… Русь, апрель, колокола, березки, некий град Китеж, иногда приходил ко мне, задыхаясь от волнения и слез. Он был мистиком, но не декадент. Страстно поклонялся Андрею Белому, Блоку. Поэзию и святую бедность он избрал себе в обручение». Не имея постоянного пристанища, Диесперов кочевал с места на место, носил с собой «свои рукописи, десяток книг и несколько пар белья», на жизнь зарабатывал уроками.

Такие люди, как Диесперов, нередко встречаются в России. Человек какой-то идеи. Одержимый. Так вот, в студенческие годы он увлекся Эразмом Роттердамским.

«Представьте себе, — писал в одном из писем в июле 1913 года Павел Муратов своему адресату, — этот чудак ухитряется обыкновенную университетскую работу затеять как том в 750 страниц!..»

В «Повести об одном десятилетии (1907–1917)» Константин Локс пишет: «…Уже давно я замечал на факультете мрачную фигуру в сапогах, рубашке, подпоясанной ремнем, и с волосами, зачесанными назад. Похож он был на сельского дьячка или учителя, вернее — на того и другого вместе. Вне стен университета эта фигура шествовала по улицам Москвы в потертом романовском полушубке с дубиной в руке. Вид у него был угрожающий. На самом деле это был А. Ф. Диесперов, поэт и филолог, приступивший в ту пору к огромной диссертации об Эразме Роттердамском».

Диесперов брал огромные фолианты из университетской библиотеки и «изучал с зловещим вниманием. Однажды, пристально, со злобной радостью взглянув на меня, он сказал: „Да, вот отец современной Европы и предшественник Вольтера. Куда там Вольтер! Прочтите, что он пишет о Христе в „Похвале глупости““. И открыв том, он показал мне известную страницу о входе в Иерусалим. Не знаю, что случилось с этой диссертацией. Первый том был закончен к 10-му году, в нем было страниц 400. Я читал эту диссертацию с интересом, тем более понятным, что Александр Федорович написал ее под сильным влиянием В. Розанова, на которого он буквально молился…»

Увы, труд Диесперова не сохранился. Отечественный биограф и интерпретатор творчества Эразма Роттердамского канул в небытие. Очередное российское небрежение, ну и глупость, конечно.

С чего начать? Пожалуй, с веселой сценки, блестяще описанной Ильфом и Петровым в «Золотом теленке», которая произошла в предбаннике председателя исполкома города Арбатова. Помните? Остап Бендер выговаривал рыжеволосому Шуре Балаганову:

«— Вы зачем полезли в кабинет? Разве вы не видели, что председатель не один?

— Я думал…

— Ах, вы думали? Вы, значит, иногда думаете? Вы мыслитель. Как ваша фамилия, мыслитель? Спиноза? Жан-Жак Руссо? Марк Аврелий?»

Итак, первым мыслителем, который пришел на ум «продвинутому» Остапу Бендеру, был Спиноза. Если бы великий комбинатор был знаком и с философским словарем, то он бы добавил, что Спиноза — это нидерландский философ-материалист, пантеист. Ну хотя бы это, без упоминания всех сложных философских построений Спинозы — бесконечных модусов и проблемы человека как сложного модуса.

А теперь немного биографических данных. У Спинозы два имени: по-еврейски он — Барух, по-европейски — Бенедикт, что дало возможность одному из исследователей Спинозы сказать: «Бенедикт — первый среди новых мыслителей, Барух — последний из средневековых».

Барух (Бенедикт) Спиноза родился 24 ноября 1632 года в Амстердаме, в еврейской купеческой семье. Когда ребенку исполнилось семь лет, его определили в религиозное училище «Эц-хаим» («Древо жизни»). По окончании его Спиноза прошел курс в школе Франциска ван ден Эндена, где изучал латынь, математику, естественные науки и философию Декарта.

В марте 1654 года умер отец Спинозы, и юноше предстояло возглавить торговое дело, но коммерция была ему не по душе, и он добровольно уступил эту роль сестрам, заявив: «Богатства мне не нужны, у меня совсем иные цели». Цель эта — философия, в глубины которой молодой Спиноза погрузился с головой. Он изучал сочинения Маймонида, Ибн-Гебироля и других еврейских средневековых вольнодумцев. Углубленные знания сначала отвратили его от иудейской, а затем и вообще от всякой религии.

Во многом знании содержится не только много печали, но и бунт против существующего миропорядка. Начитавшись, Спиноза выступил с критикой первых пяти книг Библии. Он считал, что истинные знания в Библии искать бесполезно, а божественное откровение неуловимо и его не дано постигнуть. В королларии (комментарии) к 17-й теореме пятой части «Этики» Спиноза веско заявил: «Бог… никого ни не любит, ни не ненавидит». То есть Бог нейтрален. Он над схваткой.