Юрий Безелянский - Знаменитые писатели Запада. 55 портретов

Вышло так, что графиня «застукала» бедного мальчика, когда она в спальне принимала любовника, а Леопольд сунул туда свой нос. Графиня, рассердившись, хлыстом отстегала своего юного воздыхателя, и это событие запечатлелось в его душе, «словно выжженное каленым железом». Его били, а он получал восторг от ударов. Как отметил писатель, он открыл «таинственную близость жестокости и сладострастия»: удар хлыста от обожаемой женщины причинял ему боль и наслаждение одновременно — он испытал тот самый пресловутый мазохизм в его чистейшем виде.

Итак, жестокость и любовь, боль и наслаждение — все это органично вписывается в рамки извечной войны полов, извечной вражды между мужчиной и женщиной, борьбы за господство друг над другом. Вспоминается чисто русская поговорка: бьет — значит, любит.

Вот это первое детское мазохистское ощущение писатель положил в основу романа «Венера в мехах». Правда, он его подкрепил и взрослым опытом, заключив с двумя дамами странный договор. Один из них, с госпожой Фанни фон Пистор, он заключил 8 декабря 1869 года. Договор сроком на шесть месяцев ставил Захер-Мазоха в положение раба. Но в это положение он поставил себя добровольно, ему страстно хотелось испытать все прелести мазохизма на собственной шкуре. В переносном и в буквальном смысле этого слова. Ему хотелось стать рабом и безропотно поклоняться хозяйке. Госпоже.

В договоре отмечалось: «…при каждом его проступке, упущении и оскорблении величества госпожи (Фанни фон Пистор) она может наказывать своего раба (Леопольда Захер-Мазоха), как ей заблагорассудится. Словом, ее подданный должен повиноваться своей госпоже с рабским покорством, принимать изъявления ее милости как восхитительный дар, не предъявлять никаких притязаний на ее любовь, никаких прав в качестве ее возлюбленного. Со своей стороны Фанни фон Пистор обещает по возможности чаще носить меха, особенно тогда, когда она выказывает жестокость…»

Оригинально, да? В Европе, в конце XIX века — и такие отношения. Госпожи и раба. С одной стороны — право проявлять жестокость. С другой — полнейшая покорность и… благодарность.

Такой же примерно договор Захер-Мазох заключил с Авророй фон Рюмелин, которой тоже было дозволено проявлять «величайшую жестокость».

Приобретя необходимый мазохистский «опыт» с этими дамами, Леопольд Захер-Мазох благополучно завершил свой роман. В нем шаг за шагом описана история некоего богатого галицийского дворянина Северина фон Кузимского и 24-летней вдовы Ванды фон Дунаев. Северин упросил (буквально упросил) влюбленную в него Ванду воспринимать его не как возлюбленного, а лишь как безропотного раба Григория. Северин в романе говорит: «Перед мужчиной один только выбор — быть либо тираном, либо рабом». Тираном Северин быть не хочет, значит, остается быть рабом, тем более что именно рабства и наказаний жаждет его плоть…

И вот Ванда, — продолжаем пересказывать роман «Венера в мехах», — сначала отнекивается от этого сексуального эксперимента, но постепенно осваивается в нем и находит даже некоторое удовольствие; образовалась классическая садо-мазохистская парочка. Она стегает Северина (или раба Григория) хлыстом, а он, корчась от боли, испытывает при этом блаженное удовольствие. Такой вот эксцентрический сценарий. И еще в нем предусмотрена маленькая деталь: меха. Меха возбуждают Северина. Меха и хлыст — символы высшей степени эротического наслаждения. Известно, что сексуальным стимулятором может быть все что угодно. Пушкин вожделел к женской ножке. Кого-то возбуждают чулки, различные предметы нижнего женского белья. Чилийский поэт Пабло Неруда по всему свету таскал с собою чемодан с трусиками любимых им женщин. Для него это была реликвия. Символ сладостных любовных побед. Так что ни в коем случае не надо удивляться причудам Леопольда Захер-Мазоха. У него в главных эротических фетишах ходили меха.

Да и вообще ничему не надо удивляться. Сотрудники отдела сексологии института Минздрава России получают самые разнообразные письма-исповеди. Вот одно из таких писем: «Мне 29 лет, и, сколько я себя помню, всегда испытывал желание, чтобы меня унижали, физически издевались надо мной. Я встречался с девушками, любил, был любим, но мне всегда хотелось, чтобы они издевались, но сказать об этом не решался. Хочу быть рабом женщины 18–45 лет, желающей физически и морально издеваться надо мной».

Это вам не вымышленный герой романа «Венера в мехах», а конкретный человек. Так сказать, живой россиянин. Но механизм желания один и тот же: стать рабом, ощущать себя мазохистом. В этом контексте следует читать и такие строки Александра Блока:

Любопытно, что литературоведы, приводя эти строчки, обычно критикуют Блока за то, что ему-де изменило чувство стиля, мол, фи! — французский каблук, это, мол, совсем не лирика. Но тем не менее в этих строках Александр Блок абсолютно точен: он, может быть, интуитивно передал желание мазохиста быть ущемленным, почувствовать боль, пострадать и через страдание получить порцию наслаждения. Удовольствие, если выражаться в терминах философии, как трансцендентальный принцип устройства человеческой души.

Возвращаясь к роману «Венера в мехах» и ее автору, поставлю вопрос: а был ли Леопольд Захер-Мазох сам мазохистом? Старая-престарая история: правомерно ли отождествлять героев литературных произведений с их создателями? По одним сведениям, Захер-Мазох не отличался в повседневной жизни особыми сексуальными отклонениями. Возможно, невероятные желания гнездились в его писательской голове и обретали форму определенных фантазий — так сказать, для творческих целей, но выхода «в жизнь» он все же им не давал. Попутно выскажу крамольную мысль: каждый человек — потенциальный Раскольников, но убивают старуху процентщицу лишь единицы, те, которые преступают моральный закон, отбрасывая евангельскую заповедь «не убий». Так обстоит дело и с сексуальными извращениями. Фантазировать на эту тему могут многие, осуществлять на практике — опять же единицы.

Что касается Леопольда Захер-Мазоха, то внешне он был вполне респектабельный господин. Собирал книги. Обожал кошек («Женщина, которая носит меха, не что иное, как большая кошка», — утверждал он). Довольно красив. «Весь в черном, тонкий, с бледным лицом, лишенным растительности, с острым профилем…» Таким впервые увидела его будущая супруга, а в целом «Захер-Мазох произвел на меня впечатление молодого богослова».

Еще одно свидетельство: «Захер-Мазох очаровывал всех женщин, и все они бегали за ним. У него бывали самые изящные, самые красивые и интересные женщины, но ни одной из них он не сумел внушить глубокого чувства».