Иева Пожарская - Юрий Никулин

Погода стояла приличная, работали много и с удовольствием. Вечерами обычно собирались у нас с Кулиджановым. У нашей хозяйки в огороде росла необыкновенно вкусная картошка. Мы потом с Юрой Никулиным и Таней вспоминали ее: такой вкусной картошки в нашей жизни уже не было. Вот вокруг большой кастрюли с этой дымящейся, искрящейся сахаристым налетом картошкой, засыпанной укропом и зеленым луком, с селедочкой и разнообразными рыбными консервами и самой демократичной выпивкой проводили мы вечера после съемок. Юра под гитару пел песни входившего тогда в моду Булата Окуджавы…

Более радостной и согласной экспедиции у нас никогда не было. С выбором Юры Никулина на роль Иорданова многое переменилось в концепции сценария. Дело в том, что Юра обладал высшим уровнем артистизма, который присущ хорошему клоуну. В своей книге "Делать фильм" Федерико Феллини очень интересно рассуждает на эту тему, Хороший клоун всегда иррационален, пишет он. И это правда. Эта мера условности выводит на более высокую ступень обобщения, она восходит к философии. В случае с Юрой происходило что-то подобное».

Действительно, согласись на эту роль Василий Меркурьев — прекрасный артист — его отношения с названой дочерью складывались бы совершенно не так, как у Юрия Никулина, и играл бы он по-другому, а значит, были бы другие мизансцены, другой диалог. Появление в картине Никулина, как это сразу поняли и сценарист Николай Фигуровский, и Лев Кулиджанов, обязывало пересмотреть сценарий и во многом переписать его под этого актера. Фигуровский, человек чрезвычайно одаренный и чуткий, тут же включился в работу: менял сценарий в процессе съемок, на которых он присутствовал неукоснительно. После съемочной смены он шел в дом, где поселился в Мамонтове, и стучал на машинке, переписывая под актеров и сцену, которую предстояло снимать на следующий день, и диалог. Предлагал по нескольку вариантов одной и той же реплики.

Инна Гулая… По уровню своей одаренности она тоже была абсолютно уникальной актрисой. Но в отличие от Никулина Инна была нелюдимой и неконтактной. Ее талант был для нее тяжелым бременем, мучил как ее саму, так и ее близких. Она распространяла вокруг себя беспокойство и дискомфорт, что потом в самой крайней степени проявилось в ее семейной драме с Геннадием Шпаликовым. Была в ней какая-то бездонная пропасть, которую сразу и не увидишь за ее глубокими выразительными глазами [ 64].

Из воспоминаний Натальи Фокиной: «После Никулина и Инны Гулая третьим центром притяжения был, конечно, Василий Макарович Шукшин. Он жил в одном доме с Леонидом Куравлевым, там-то и сложился их творческий альянс. Они не только подружились, но были очень нужны друг другу. Первый успех режиссера Шукшина, связанный с фильмом "Живет такой парень", был заложен именно тогда, в их совместном общении в Мамонтово и жгучем интересе, возникшем у каждого к одаренности другого».

Лев Кулиджанов, режиссер, который всегда ювелирно точно создавал характеры и выстраивал на экране тончайшие психологические вязи, сделал это и в картине «Когда деревья были большими». Если Ромм смотрел на жизнь в телескоп, то Кулиджанов — в микроскоп. Этого он требовал и от актеров. В Мамонтове снимали эпизод на пароме — один из ключевых в фильме. Кузьма Иорданов продолжает выпивать, обманывает дочку. Его ругает за тунеядство председатель колхоза (Василий Шукшин). Кузьма спорит с председателем, а Наташа защищает своего отца. Здесь Кузьма впервые начинает понимать, что Наташа его по-настоящему любит. Он чувствует, что нужен ей, и особенно остро ощущает свою вину перед ней — он же соврал, когда назвался ее отцом.

Из воспоминаний Юрия Никулина: «Когда снимали крупный план Инны Гулая, я ей подыгрывал, подавая за кадром реплики. Мы стояли на пароме, заставленном машинами, телегами, скотом. Инна долго стояла молча, как бы собираясь с мыслями, и потом тихо проговорила:

— Можно снимать.

Начали съемку. Инна плакала по-настоящему. Когда по ее лицу потекли слезы, она стала кричать председателю колхоза:

— Да что вы выдумываете?! Ничего он не обижает меня. Что вы к нему придираетесь! Я люблю его. Он хороший.

Она так это сказала, что я совершенно забыл слова, которые должен ей говорить по ходу действия.

Сняли первый дубль. На несколько минут воцарилось молчание в группе. Потом Кулиджанов сказал актрисе:

— Отдохните, а когда будете готовы, снимем еще один дубль.

Инна постояла молча, с отсутствующим взглядом, а потом, кивнув головой, шепнула:

— Можно.

И всё началось снова. Она плакала. Я смотрел ей в глаза, и У меня тоже едва не текли слезы. Инна заражала своей игрой. С ней удивительно легко работалось. Она отличалась от многих актрис, с которыми мне приходилось встречаться. Как правило, все они были озабочены тем, как получатся на экране.

Инна Гулая об этом не думала. Ей было все равно — красивым или некрасивым выйдет ее лицо на экране. Ее волновала лишь правда внутреннего состояния. Она жила своей ролью.

Вот одна из ее первых сцен в фильме. Перрон станции. Подошел поезд, на котором Кузьма приехал в деревню. В конце платформы стоит Наташа и смотрит на сошедшего с поезда Кузьму. И у нее то ли от волнения, то ли еще по какой причине вдруг странно начинают кривиться ноги. Косолапя, она бежит по перрону навстречу отцу. В этой походке какое-то скрытое стремление и нерешительность, волнение и радость — всё одновременно. Другая актриса постаралась бы пробежать красиво. Инна играла так, как ей было надо по состоянию, и всем становилось ясно, о чем думает, чем обеспокоена ее Наташа».

Инна Гулая, действительно, в работе была абсолютно беспощадна к себе, не боялась быть некрасивой, морщила нос, волочила ноги… Но и Никулин в роли Кузьмы Иорданова потряс всех своим совершенно неожиданно открывшимся большим драматическим талантом. После Балбеса никто не думал, что он может сыграть кого-нибудь, кроме пьяницы или вора. Ро-лан Быков говорил: «Увидав Никулина в фильме "Когда деревья были большими", я вспомнил слова Эрнеста Хемингуэя: "Такие глаза бывают у спаниелей и у некоторых женщин…" И мысленно добавил: и — у Никулина».

18 декабря 1961 года Юрий Никулин перешел свой сорокалетний рубеж, а на следующий день фильм «Когда деревья были большими» сдавали худсовету. Кулиджанов так волновался, что ушел из зала и все время, пока шел просмотр в кинозале, просидел в комнате съемочной группы. Картину смотрели хорошо, многие были захвачены ею и приняли ее безоговорочно, но некоторых членов худсовета она раздражала. В числе ярых противников фильма оказались драматург Георгий Мдивани и Марк Семенович Донской. Мдивани в очень категоричной форме высказал свое отрицательное мнение и демонстративно ушел. А Донской очень долго и громко возмущался и, обращаясь к Кулиджанову, кричал: «Ты меня обмануть хочешь, но не удастся! Ты меня не обманешь! Человек неисправим, как рак неизлечим».