Аркадий Арканов - Вперёд в прошлое

Жабы и цикады, которые в мирных условиях создают даже подобие какого-то уюта возле человеческого жилья, теперь, оставшись в одиночестве, усиливали ощущение безжизненности и небытия...

...Многие сегодня проводят свое отпускное время на фоне сказочно прекрасной вьетнамской природы, не интересуясь историей этой многострадальной страны... А страна выжила, и неправдоподобная, декоративная, стереоскопичная природа тоже выжила. Облака нарочиты и причудливы. Голоса лягушек не уступают паровозным гудкам. А комары кусают через записную книжку в заднем кармане брюк...

Я возвращался домой тем же морским путем на современном в ту пору банановозе. Я дышал легко и свободно, превозмогая боль, причиной которой были два треснутых ребра – результат действия взрывной волны во время бомбежки. Я испытал прелести одиннадцатибалльного шторма в Японском море...

Я прилетел в Москву, я целыми днями таскал на руках своего Ваську.

Я повесил соломенную шляпу над его кроваткой. Я бодал его головой и с деланой угрозой произносил: «Май бай ми!»

Он хохотал по-младенчески от этого непонятного ему звукосочетания.

Он не знал, что «май бай ми!» по-вьетнамски означает «американский бомбардировщик!»...

Был в моей жизни удивительный семилетний период. Сентиментальный и смешной. Развлекательный и деловой. Наивный и жесткий. Безобидный и опасный. В какой-то степени это был период становления личности с возможным дальнейшим ее распадом.

При всей моей нелюбви к литературным штампам вынужден признать, что нельзя более точно определить этот период, нежели как период «надежд и разочарований». Я становился то «белым, как полотно», то «красным, как рак», «кровь била в моих висках». Суровые «желваки под скулами» сменялись «радостной безмятежной улыбкой». Полнейшее вчерашнее фиаско сегодня переходило в уверенность, что завтра я непременно буду победителем. Речь идет о периоде посещений в славное застойное время заведения, которое в сокращенном варианте скромно называлось ЦМИ – Центральный московский ипподром.

Какие-то эпизоды, извлеченные из морозильного отсека памяти, как я уже говорил, оттаивают, оживают и остаются свежими настолько, будто все это происходило вчера... Колокол. Затаенно загудел ипподром. Старт-машина отстала. Лошади пошли на первую четверть. Пройден первый поворот. Голос судьи-информатора по радио: «Бег повел номер второй Шаловливый под управлением мастера-наездника Тарабуева». Колоритный мужик с багровым угреватым лицом, размахивая авоськой с пустой бутылкой из-под пива, истошно орет: «Сбейся, тарабуевская морда!» У мужика прозвище Синьор Помидор. Никогда я не замечал, чтобы он на кого-то ставил. Но орал всегда. И если, допустим, при выходе на финишную прямую голос по радио сообщал, что «бег ведет Проблеск под управлением мастера-наездника Кочеткова», Синьор Помидор орал что есть мочи: «Сбейся, кочетковская морда!» Создавалось впечатление, будто Синьор Помидор страстно желал только одного – чтобы сбилась чья-нибудь морда...

До сих пор не могу понять, почему советская власть, предавшая анафеме все виды азартных игр от карт до бильярда, так благостно, сквозь пальцы взирала на Московский ипподром и другие ипподромы городского и областного значения. Ведь первое, что могло прийти в голову любому партийному идеологу, так это оставить сами конные состязания, но запретить людям делать ставки, то есть запретить тотализатор.

Назывались две основные причины. Говорили, что на выручку от ипподрома живет и содержится все коневодческое хозяйство Советского Союза. Но не думаю, что удельный вес лошади в экономике страны был столь велик, чтобы пойти на такие серьезные идеологические уступки. Называли и другую причину – более наивную, но вполне вероятную в авторитарном государстве: лошади были любимым детищем Семена Михайловича Буденного, кавалеристы которого сыграли великую роль в деле разгрома Белой гвардии во время Гражданской войны.

Впрочем, не будем копаться в причинах. Давайте просто смотреть фактам в глаза: в советское время официально существовали заведения, где два-три раза в неделю советские граждане и гражданки могли свободно выигрывать и проигрывать деньги. При этом никто их не укорял, никто за ними не следил, а если следил, то в высшей степени профессионально и искусно. И не было демагогических популистских заявлений хозяев страны с требованием закрыть ипподромы – мол, хватит грабить советский народ!..

В течение семи лет три раза в неделю я ездил на Беговую улицу, где размещался ипподром. Иногда заезжал за мной на своей машине мой друг Саша Ширвиндт. Машина у него была с незапамятных времен. Если про некоторых говорят, что они родились в рубашке, то про Ширвиндта можно было смело сказать: он родился в автомобиле. Мы брали билеты, как правило, на «сороковушку». Так назывался сектор с ценой входных билетов по 40 копеек. Еще был сектор двадцатикопеечный, который заполняли «маргиналы» – сомнительного вида люди с криминальной внешностью. На самом деле это был народ с ограниченным доходом. И был сектор восьмидесятикопеечный, представленный весьма зажиточными людьми, «цеховиками», торговцами и особой категорией, которая именовала себя «профессионалами». В нынешнее время эта ложа называлась бы VIP-ложей.

Мы же не были ни теми, ни другими – «средний класс». На «сороковушке» располагались обычно и актеры, и литераторы, и деятели цирка, и научные работники. «Сороковушка» считалась интеллигентской трибуной. Здесь бывали Михаил Яншин, Михаил Царев, Андрей Старостин, совсем еще молодой Леонид Броневой, многие эстрадные артисты, молодые «шестидесятники» – Толя Гладилин, Вася Аксенов, Жора Садовников, Гриша Горин... Однажды мы завлекли и Андрея Вознесенского, но он испытал такой невероятный азарт, что испугался и вычеркнул ипподром из своей жизни навсегда.

Перед центральным входом стоял опустившийся человек бомжеватого вида, вечно сопливый – в любую погоду, и предлагал купить у него за один рубль размеченную программку сегодняшних рысистых испытаний. В программке в каждом заезде галочкой была помечена лошадь, которая, как утверждал Миша (так звали бомжеватого гражданина), должна была прийти первой. Миша таинственным шепотом убеждал заинтересовавшегося посетителя, что это «секретная» информация, благодаря которой можно обогатиться. Но Мишиной лапше на уши завсегдатаи знали цену и всегда спрашивали его: «Если тебе все известно, почему ты не миллионер?» Он обижался и смущенно отходил в сторону – не прошло, и не надо. Но наивные новички покупались на уловку ясновидца, и свою «пятерочку» в день он имел... По сути дела, Миша являлся предтечей того, что сегодня называется лохотроном.