Сельма Лагерлёф - Морбакка

Тут поручик наконец-то понял. И воспрянул духом. Ведь коли жена с ним заодно, никаких трудностей более не существует. Под ногами прочная опора, можно возводить стены.

— Благослови тебя Господь за это, Луиза! — воскликнул он.

Приняв такое решение, они словно бы прониклись друг к другу новой нежностью. И с тех пор во всем, что касалось строительства, поручик советовался с женой.

Когда же в конце концов двери нового скотного двора распахнулись, когда коров торжественно, одну за другой, завели в стойла и привязали, когда кур, гусей, индюшек и уток разместили в клетках, а телят в закутах, когда свет потоком вливался в высокие окна, а сами они шли по чистым просторным проходам, оба почувствовали, что проделана хорошая работа, и порадовались, что приняли в ней участие.

Право слово, мамзель Ловиса Лагерлёф любила брата-поручика и восхищалась им, но никак она не могла понять, зачем ему нужно в усадьбе столько перемен и новомодностей. Ей казалось, Морбакка вполне может остаться такою, какою была при отце с матерью.

И более всего ей не нравилось, что он хотел насадить сад вокруг жилого дома.

Она сильно огорчилась, когда он надумал углубить Эмтан, и обрадовалась, когда эта затея закончилась неудачей. Ведь так красиво, когда речка выходит из берегов и в лугах возникает множество блестящих озерков.

Очень горевала она и когда брат разделался с давними лугами, где росло столько полевых цветов. Сущая отрада для глаз: один луг сплошь белый от поповника, другой — лиловый от анютиных глазок, третий — желтый от лютиков.

И уж вовсе беда, что коровам запретили пастись в лесу. Ведь любому известно, что, если коровы пасутся в лесу, сливки от их молока особенно густые, а масло особенно желтое, не то что когда их пасут в лугах.

При папеньке и наверняка многие сотни лет до него лесную молодь обычно вырубали и оставляли на месте, а как подсохнет, сжигали. Первый год на пожоге сеяли рожь, а после там вырастала уйма земляничника и малины.

Само собой, мамзель Ловиса не одобряла, что брат перестал выжигать молодой лес.

— Помяни мое слово! — сказала она ему. — Скоро все ягоды в лесу переведутся. Где им расти, коли лес не выжигают? Что будет, ежели все возьмут с тебя пример! — добавила она. — Не сидеть нам тогда летними вечерами, не любоваться красивыми огнями в окрестных лесах.

И новый скотный двор тоже не пришелся ей по душе. Дескать, она не больно разбирается в таких вещах, но слыхала, что в кирпичном хлеву никогда не будет благоденствия. А вдобавок ужасно боялась, что брат разорится на этом строительстве.

Когда же поручик отстроил-таки новый скотный двор, снес старый и завел речь о том, что пора сажать новый сад, мамзель Ловиса совершенно вышла из себя.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказала она. — Большой сад требует большого ухода, так что придется тебе нанимать садовника. Лично я считаю так: коли сад не вычищен и не ухожен, лучше его вообще не заводить.

Поручик пропустил ее предостережения мимо ушей. Когда настала осень, он перво-наперво убрал все белые штакетники, что стояли с времен пастора Веннервика, — и те, что окружали огород и розарий, и те, что тянулись вокруг переднего двора и задворков усадьбы.

— Ну все, конец здешнему благополучию, — сказала мамзель Ловиса. — За белым-то штакетником каждый чувствовал себя в безопасности! А дети-то как веселились, когда бегом бежали открывать калитки гостям!

— Тому, кто следил за исправностью всех этих калиток и штакетников, было не до веселья, — заметил поручик Лагерлёф.

Он продолжил начатое. Убрав штакетники, распахал и старый огород, и маленький розарий, и старый вытоптанный двор, и то место, где был старый скотный двор, и загон для телят, расположенный дальше к югу, — чтоб земля отдохнула до следующей весны, когда приступят к закладке сада.

— Ты вправду решил перенести огород? — спросила мамзель Ловиса. — Я, конечно, не слишком разбираюсь, но люди говорят, яблони плодоносят, покуда стоят в огороде, а устроишь вокруг них лужайки, яблочного урожая не жди.

— Ловиса, голубушка, я-то думал, ты будешь рада настоящему саду.

— Рада? По-твоему, я должна радоваться, что ты разрушаешь все давнее? Скоро тут, в Морбакке, вовсе ничего знакомого не останется.

Поручик подумал, что сестра на сей раз необычайно брюзглива, и весьма удивился, тем паче что она всегда любила цветы и ухаживала за всеми комнатными растениями. Но ему не хотелось тогда обидеть ее недобрым словом, ведь немногим раньше она как раз расторгла свою помолвку и еще не совладала с печалью. Целыми днями расхаживала взад-вперед по своей комнате возле кухни, и эти беспокойные шаги долетали до залы, где он читал. Понятно, этакая непримиримость у нее оттого, что она сама не своя. Может, оно и к лучшему, что она заинтересовалась чем-то еще, кроме собственных невзгод. Пусть ей не по нраву его план посадить сад, но лучше уж пускай сердится, чем упорно размышляет о том, не поспешила ли она расторгнуть помолвку, или о том, не наскучила ли она жениху оттого, что вплела брусничник в брачный венец Кайсы Нильсдоттер.

Был тогда в озерной Фрюкенской долине старик-садовник, который в свое время насадил сады во многих больших поместьях. Теперь, на старости лет, он, собственно, перестал работать на других, но слыл подлинным оракулом по части садового искусства, и когда речь заходила о закладке нового сада, обыкновенно обращались к нему за помощью.

Поручик пригласил его в Морбакку, и по весне, когда снег полностью стаял и земля прогрелась, старик приехал в усадьбу, с планами и чертежами. Под начало ему отдали большое количество работников. Уже доставили множество кустов и деревьев, выписанных из гётеборгского общества садоводов, — можно всерьез браться за дело.

Землю заранее разровняли, и садовник с поручиком целый день ходили вокруг, размечая колышками песчаные дорожки и лужайки.

Садовник объяснил поручику, что теперь не принято следовать строгому французскому стилю, теперь все дорожки должны быть извилисты, а клумбы и лужайки скруглены в свободных и приятных для глаза формах. В Морбакке сад, как он говорил, будет в английском стиле. Впрочем, поручик подозревал, что стиль этот вовсе не заграничное новшество, а изобретение самого старикана.

Посередине двора они разбили большую круглую лужайку, в верхней ее части посадили с одной стороны большую овальную купу кустов, а с другой стороны — вторую, только в форме рога изобилия. В самом центре лужайки поместили плакучий ясень, ближе к веранде разметили цветник в виде звезды, а вокруг, словно стражей, расположили четыре куста французских роз, каждый на отдельной круглой площадочке.

На давнем песчаном участке прямо под окнами кухни разметили большой треугольник, который засадили розами из прежнего розария. Н-да, роз никогда не бывает слишком много. Вдоль фасада жилого дома устроили живую изгородь из низких роз сорта букет, а почетные места — под окном спальни и под окном гостиной — заняли два куста белого шиповника.