Ефим Шифрин - Течет река Лета

По меркам тех времен администратор Дома Союзов должен был быть важной персоной. От его расположения зависело, как часто артист будет выступать в Колонном.

С Андрюшей быстро свела дружбу Вероника Станкевич, жена знаменитого «курского соловья», исполнителя народных песен, Ивана Суржикова и мать его дочек, Кати и Лизы. Про это семейство много судачили за глаза: самой стойкой оказалась сплетня о том, что Иван Николаевич вовсе не отец своим дочерям и даже не муж своей супруге. Но сплетен в Москонцерте всегда было много.

В отношении этого семейства ходили еще слухи о том, что один влиятельный певец вконец извел Иван Николаевича — в отместку за то, что последний якобы однажды назвал его жидом. Вероника Александровна, иногда представлявшаяся цыганкой или полькой, больше всего была похожа на еврейку, и одной своей внешностью могла бы служить мужу защитой от любых обвинений в юдофобстве.

Подробности этой истории были на устах у всех. И мне выпало быть ее современником. Суть ее такова.

Один известный доныне гражданский певец и Иван Николаевич Суржиков однажды насмерть столкнулись в концертном зале «Октябрь».

Гражданский певец был тогда воплощенной грозою: все боялись, но и уважали его. Впрочем, я никогда не встречал людей, которые бы его искренне любили. Возможно, меня с ними не еще сводила судьба.

Суржикова как раз любили все, как любят в России теноров — душевных и сладкоголосых. Он выходил на сцену в белом сюртуке с молодцевато поднятым воротником и галифе, заправленными в белые же сапожки. Иван был доступен и прост.

Гражданский певец был неприступен и мужествен, хотя и уделял своей особенной прическе не меньше времени, чем Иван Николаевич щеголеватым сапожкам.

Появление гражданского певца на любом концерте в те годы обыкновенно предупреждал музыкант оркестра, который тут же устремлялся к конферансье, шептал ему что-то на ухо, и ближнее закулисье сразу догадывалось о том, что Певец на подходе и концерт остановится минут на сорок, пока тот не споет все свои песни. Надо ли добавлять, что проход на сцену в мгновение ока оказывался свободным?

Народный певец, напротив, был тише воды, ниже травы и иногда только, распеваясь за кулисами, немножко визгливо брал верхние ноты, громко сплевывал и запивал отзвучавший пассаж обыкновенной водою.

В день, когда Иван Николаевич поссорился с И… (впрочем, довольно будет сейчас сказать — с коллегою), первый стоял в преддверии сцены, только что сплюнув последнюю ноту своей рулады, и вот-вот должен был выйти к зрителям. Конферансье уже перечислял его почетные звания и военные награды, как за кулисами вдруг лопнуло грозовое облачко, обернувшись гонцом от гражданского Певца. Гонец замахал руками конферансье, и тот молниеносно превратил свой пригласительный жест в обреченный: развел руки и объявил публике, что ее ждет встреча не с Просто Народным, а с Гражданским, и оттого еще Более Народным певцом. Рассказывали, что тут же, у порога сцены, Суржиков успел сказать своему обидчику все, что в эту минуту подумал о нем. Возможно, что слово «жид» даже и прозвучало.

Собравшееся вскоре Партийное бюро чуть не лишило или наверняка лишило Ивана Николаевича партийного статуса. Редакторы больших концертов, не решались сводить на одной площадке рассорившихся певцов и все чаще делали выбор в пользу певца гражданского.

Суржиков стал чахнуть на глазах.

Говорят, что когда о Иване Николаевиче хватились делать фильм, записи на Центральном телевидении, странным образом оказались размагничены. Память об артисте, как и пленки, осталась стертой.

Вероника Александровна, о которой я уже писал в своих записках, ушла из жизни, тоже буквально не оставив ничего из себя: она заживо сгорела в своей квартире. Младшую ее дочку, Лизочку, когда-то часто связывали с Андреем Никишиным общей молвой. Но тут уж я свидетель: поводов для этого не было.

Может быть, отчасти похожа на правду другая байка. Что Андрей всякий раз позволял выступить в концерте любому члену суржиковского семейства, — даже когда заказчики просили одного только Ивана Николаевича, — будучи просто не в силах противостоять напору Вероники Александровны, внезапно появлявшейся на служебном входе вместе со своими прелестными дочками, и, конечно, закрывал глаза, когда они по очереди заполняли рапортичку.

В мировой сети я нашел некролог из «Независимой газеты» за 2000 год:

«На 72-м году жизни скончался известный исполнитель русских народных песен народный артист России Иван Суржиков. Несмотря на тяжелую неизлечимую болезнь, он не покидал сцену до конца 1999 года. Во время войны на 14-летнего сына полка, исполнявшего русскую народную песню, обратил внимание маршал Рокоссовский. Встреча с полководцем и определила дальнейшую судьбу мальчика. Иван Суржиков объездил с концертами всю страну, много выступал за рубежом, и, наверное, не было зала, который не подхватывал хором его фирменную "Калинку". Дочери певца — Екатерина и Елизавета — пошли по стопам отца, обе стали известными певицами и часто выступали вместе с ним».

Сейчас, по прошествии времени, удивительной представляется еще одна информация в Сети, цитата из эстрадной энциклопедии:

«С конца 80-х семья (Суржиковых — Е.Ш.) по контракту работала в Германии, где С. подготовил цикл русских ямщицких песен. В 1996 вернулся в Россию».

Видно, что недаром Иван Николаевич будучи мальчишкой воевал с фашистами — чтобы на склоне лет, представляя победившую страну, приехать в побежденную страну и исполнять там ямщицкие песни совсем не в образе победителя.

7 октября 2007 года

Ян резко похудел. До начала концерта не показывался из гримерки. Потом весь вечер провел на сцене, находя для своих гостей слова, которые ему важно было сказать именно в этот раз — словно примиряясь со всеми, и при этом все равно не упуская случая затеять перепалку в своем фирменном стиле, перебивая и наступая на каждого следующего гостя все слабее, говоря все глуше и глуше.

История с Суржиковым бледной копией повторилась позавчера, в отсутствие Ивана Николаевича, уже со мной — спустя столько лет в каком-то вялом и не задевшем меня виде. Гражданский певец, все эти годы не сдававший позиций, за исключением того страшного года, который мог сделаться для него роковым, был и на этот раз среди тех, кто выстроился к юбиляру с букетами. Он, как всегда, нарушил очередь, и вышел на сцену вслед за Лионом Измайловым, за которым в программке значился я. Валечка Апостолова, вечный помреж в Театре эстрады, предложила по громкой связи, чтобы я потерпел, и даже шутила, несмотря на широкую трансляцию во всех гримерках: «Фимочка, я знаю, вы подождёте. Вы — добрый».