Андрей Белый - Книга 3. Между двух революций

(50) С. А. Соколов заведовал литературно-критическим отделом «Золотого руна» до начала июля 1906 г.

(51) Поэма Д. С. Мережковского «Старинные октавы» была напечатана в № 1–4 «Золотого руна» за 1906 г.

(52) Ср. характеристику Рябушинского в мемуарах А. Н. Бенуа: «Считаясь баснословным богачом, он возглавлял всю московскую художественную молодежь и в своей вилле „Черный лебедь“ стал устраивать какие-то удивительные пиры, а то и настоящие „афинские ночи“. В той же вилле он держал на свободе, пугая тем соседей, диких зверей. Сам Николай Павлович что-то по секрету пописывал и производил весьма малоталантливые картины в символическом, или, как тогда говорили, „декадентском роде“. Наподобие Алкивиада, он всячески бравировал филистерское благоразумие старосветской Первопрестольной и швырял деньги охапками» (Бенуа Александр. Мои воспоминания, кн. IV, V. М., 1980, с. 439).

(53) Речь идет об идейно-эстетической переориентации «Золотого руна», обозначившейся в середине 1907 г.

(54) Иронически характеризуя банкет «Золотого руна» в письме к П. П. Перцову от 2 февраля 1906 г., Брюсов замечал о Белом: «…на оргийном торжестве „Руна“ он был неподражаем: в венке из плюща, обнимаясь и целуясь с М-lle Кругликовой, художницей из „Нового времени“ <���…>. Это было осуществлением всех дионисийских проповедей теоретика дионисизма Вячеслава Иванова» (ИМЛИ, ф. 13, оп. 3, ед. хр. 26).

(55) Белый приехал в Петербург лишь в середине февраля 1906 г. Е. П. Иванов упоминает о его приезде в дневниковой записи от 14 февраля (Блоковский сборник, с. 399).

(56) Ошибка; портрет помещен в № 1 «Золотого руна» за 1907 г. См. выше, примеч. 34.

(57) Образ красного домино отразился в стихотворениях Белого «Маскарад» (1908), «Праздник» (1908), «В Летнем саду» (1906), входящих в раздел «Город» книги «Пепел» (см.: Стихотворения и поэмы, с. 222–224, 226–227, 237–238), а также в романе «Петербург» (1911–1913): красное домино — маскарадное облачение Николая Аполлоновича Аблеухова.

(58) Имеется в виду Иванов-Разумник; Белый познакомился с ним в мае 1913 г. В статье «Русская литература в 1908 г.», касаясь книг Белого «Пепел» и «Кубок метелей», Иванов-Разумник писал: «Этого поэта и публициста губит присущее ему гримасничанье: он словечка в простоте не скажет, все с ужимкой, и когда высказывает самую простую мысль, то старается сказать так, чтобы как можно умнее вышло. <���…> претензии его всегда шире исполнения, что особенно ясно сказалось в „Кубке метелей“ — претенциозной и слабой книге» (Русские ведомости, 1909, № 1, 1 января). В обзоре «Русская литература в 1912 году» (1912) Иванов-Разумник также скептически отозвался о статьях Белого в «Трудах и днях», назвав их «философствованием на мало знакомые ему темы» (см.: Иванов-Разумник. Заветное. О культурной традиции. Статьи 1912–1913 гг. Пб., 1922, с. 26).

(59) Белый остановился в меблированных комнатах «Бель-Вю» (см. выше, примеч. 1).

(60) Это чтение состоялось 25 февраля. Ср. запись Е. П. Иванова, сделанную в этот день: «Я был вечером у Блоков. Было собрание, читали „Балаганчик“, последний пришел Белый» (Блоковский сборник, с. 399). Ср. характеристику этого чтения в «Воспоминаниях о Блоке» (Эпопея, III, с. 131–133).

(61) Реплика Паяца в «Балаганчике». См.: Блок А. Собр. соч. в 8-ми томах, т. 4, с. 19.

(62) Заключительные строки стихотворения «Насмешница» (10 января 1907 г.), входящего в цикл «Снежная Маска» (Блок А. Собр. соч. в 8-ми томах, т. 2, с. 244).

(63) Строки из стихотворения Мережковского «Дети ночи» (1894). См.: Мережковский Д. С. Полн. собр. соч., т. XV. СПб. — М., изд. т-ва М. О. Вольф, 1914, с. 7.

(64) Неточно цитируется первая строфа стихотворения З. Н. Гиппиус «Петухи» (1906). См.: Гиппиус З. Н. Собрание стихов, кн. 2, 1903–1909. М., 1910, с. 9.

(65) Мережковские уехали за границу 25 февраля 1906 г.; в Париже они прожили более двух лет.

(66) Выставка «Мира искусства» экспонировалась в Петербурге с 24 февраля по 26 марта 1906 г. в Екатерининском зале на Малой Конюшенной ул. См.: Сергей Дягилев и русское искусство, в 2-х томах, т. 1. М., 1982, с. 202–204, 398–401 (комментарии И. С. Зильберштейна и В. А. Самкова).

(67) Стихи Б. В. Савинкова Белый получил от Ремизова, видимо, еще во время своего пребывания в Петербурге в декабре 1905 г., поскольку уже 13 февраля 1906 г. С. А. Соколов писал Ремизову (на бланке «Золотого руна»): «Стихи Бориса С. возвращаю — они не пойдут» (ГПБ, ф. 634, ед. хр. 203).

(68) Объяснение в любви Белого и Л. Д. Блок состоялось 26 февраля. В своих воспоминаниях «И быль и небылицы о Блоке и о себе» Л. Д. Блок пишет об этом: «Мы возвращались с дневного концерта оркестра графа Шереметева, с „Парсифаля“, где были всей семьей и с Борей. Саша ехал на санях с матерью, я с Борей. Давно я знала любовь его, давно кокетливо ее принимала и поддерживала, не разбираясь в своих чувствах, легко укладывая свою заинтересованность им в рамки „братских“ (модное было у Белого слово) отношений. Но тут (помню даже где — на набережной, за домиком Петра Великого) на какую-то фразу я повернулась к нему лицом — и остолбенела. Наши близко встретившиеся взгляды… но ведь это то же, то же! „Отрава сладкая…“ <���…> И с этих пор пошел кавардак. Я была взбудоражена не менее Бори. Не успевали мы остаться одни, как никакой уже преграды не стояло между нами, и мы беспомощно и жадно не могли оторваться от долгих и неутоляющих поцелуев» (Александр Блок в воспоминаниях современников, в 2-х томах, т. 1. М., 1980, с. 173–174). Ср. воспоминания Белого о феврале 1906 г.: «Трудная ситуация создается с Блоками: Л. Д. Блок влюбляется в меня; я уже ясно сознаю, что сильно люблю ее (с 1905 года); мы имеем с ней в конце этого месяца ряд объяснений. <���…> Я снимаю себе комнату на Шпалерной: Л. Д. бывает у меня» (Материал к биографии, л. 52).

(69) В дневниковой записи от 11 марта 1906 г. Е. П. Иванов зафиксировал слова Л. Д. Блок, характеризующие ее внутреннее состояние в это время: «Я Борю люблю и Сашу люблю, что мне делать. Если уйти с Борисом Николаевичем, что станет Саша делать. Это путь его. Борису Николаевичу я нужнее. Он без меня погибнуть может. С Борисом Николаевичем мы одно и то же думаем: наши души это две половинки, которые могут быть сложе-: ны. А с Сашей вот уж сколько времени идти вместе не могу <���…>. Это не значит, что я Сашу не люблю, я его очень люблю, и именно теперь, за последнее время, как это ни странно, но я люблю и Борю, чувствуя, что оставляю его» (Блоковский сборник, с. 400).

(70) Более отчетливую характеристику этих коллизий Белый дает в мемуарных записях: «Л. Д. мне объясняет, что Ал(ександр) Алекс(андрович) ей не муж; они не живут как муж и жена; она его любит братски, а меня — подлинно; всеми эти-(ми) объяснениями она внушает мне мысль, что я должен ее развести с Ал(ександром) Алек(сандровичем) и на ней жениться; я предлагаю ей это; она — колеблется, предлагая, в свою очередь, мне нечто вроде menage en trois, что мне несимпатично; мы имеем разговор с Ал. Ал. и ею, где ставим вопрос, как нам быть; Ал. Ал. — молчит, уклоняясь от решительного ответа, но как бы давая нам с Л. Д. свободу. <���…> Она просит меня временно уехать в Москву и оставить ее одну, — дать ей разобраться в себе; при этом она заранее говорит, что она любит больше меня, чем Ал. Ал., и чтобы я боролся с ней же за то, чтобы она выбрала путь наш с ней. Я даю ей нечто вроде клятвы, что отныне я считаю нас соединенными в Духе и что не позволю ей остаться с Александром) Алекс(андровичем)» (Материал к биографии, л. 52 об.).