Феликс Арский - Перикл

Афиняне благодаря владычеству над морем завели у себя разные способы угощения. Всякие вкусные вещи, какие только есть в Сицилии, Италии, на Кипре, в Египте, Лидии, Понте, Пелопоннесе или где-нибудь в другом месте, — все это собралось в одном месте благодаря господству на море.

Из эллинов и варваров одни афиняне могут иметь богатство. Ведь если какой-нибудь город богат корабельным лесом, куда он сбудет его без согласия хозяев моря? Если какой-нибудь город богат железом, медью или льном, куда он будет сбывать это, если не получит согласия тех, кто владычествует над морем? А из всего этого и создаются корабли; от одного приходит лес, от другого — железо, от третьего — медь, от четвертого — лен, от пятого — воск» ( Псевдоксенофонт ).

«Сколько добра для людей прибывает сюда на черном корабле! — восклицал комический поэт Гермипп. — Из Кирены — шкуры быков, из Геллеспонта — скумбрия и разнообразная соленая рыба, из Фессалии — зерно и бычьи ребра, сиракузяне доставляют свиней и сыр, из Сирии привозят ладан, из Египта — подвесные паруса и папирус, с Крита — кипарисовые деревья… из Ливии — слоновую кость, с Родоса — изюм и фиги, из Евбеи — груши, овец и баранов, из Фригии — рабов, из Пафлагонии — миндаль и желуди, из Финикии — пшеницу и плоды пальм, из Карфагена — ковры и пестрые подушки».

На набережной эмпория всегда многолюдно и шумно. Здесь подлинный центр международной торговли. «В Пирее, в этом общем эмпории Эллады, встречается множество людей», — замечает античный оратор. «В центре Эллады был сооружен эмпорий — Пирей, и Афины имели такое изобилие, что те товары, которые трудно было достать каждому отдельно, здесь… было легко получить», — вторит ему другой.

В Дигме — так назывался этот центр — купцы выставляли образцы своих товаров, трапезиты и ростовщики давали ссуды под залог товаров и кораблей, брали на хранение деньги. Сюда стекались толпы жадных до новостей афинян, вопрошавших всех прибывающих: «Что нового?» Здесь узнавали о ценах на продукты на рынках Средиземного и Черного морей, о кораблекрушениях, о ссорах, неудачных сделках, о чудесах и знамениях, о нравах и обычаях далеких стран.

В эмпорий находились гостиницы, постоялые дворы, харчевни, кабаки, увеселительные заведения, публичные дома. Над ними висели заманчивые вывески — каждый хозяин стремился привлечь гостей.

Пирей был местом знакомств и сделок. Но сюда приходили и ораторы, философы, писатели. Здесь основывали школы врачи. Многие афиняне стремились иметь дом не только в городе, но и в Пирее, где они могли принимать чужеземцев, завязывать политические и деловые связи.

Перикл любил бродить в шумной пирейской толпе. С гордостью поглядывал он на обширную гавань, ряды лавок и хлебных магазинов, считая своей заслугой создание этого порта. Именно по его настоянию Гипподам Милетский впервые осуществил в Пирее строгий план строительства города, непохожего на обычные полисы, — с широкими улицами, пересекающимися под прямым углом и ведущими к центральной площади, названной «агорой Гипподама».

В аристофановских «Птицах» один из героев комедии предлагает проект города, весьма напоминающий план Пирея:

Сюда, на «агору Гипподама», в случае военной тревоги, по первому сигналу собирались граждане Афин и Пирея с оружием в руках. На этой же площади выставляли почетные декреты в честь граждан или иноземцев, оказавших услуги Афинскому государству.

В Пирее жили главным образом рыбаки, ремесленники, беднота, искавшая заработков. Здесь селились метоки, вольноотпущенники, занимавшиеся мелочной торговлей. Бедняки работали грузчиками, носильщиками, продавали воду на пристани; многие оказывали услуги иностранцам. На верфях находили себе занятие плотники, оружейники, гребцы. Не случайно афинские аристократы презрительно именовали население Пирея «корабельной чернью», о которой позднее Аристотель скажет, что она, «бывшая виновницей Саламинской победы и потому виновницей гегемонии и морского могущества Афин, укрепила демократию».

Глядя на богатство Пирея, воочию убеждаясь в могуществе Афин, достигнутом его усилиями, Перикл мог чувствовать себя удовлетворенным. Потому-то его тянуло в эту разношерстную толпу, где смешивались различные языки и наречия, где жизнь била ключом. Он навещал своего старого друга Кефала, богатого сиракузского предпринимателя, которого Перикл уговорил переехать в Афины. Кефал приобрел дом в Пирее, владел мастерской, изготовлявшей щиты, и десятками рабов. Благодаря Периклу ему, метеку, предоставили особые привилегии: освободили от ряда повинностей, разрешили владеть недвижимостью (право, которого обычно метеки были лишены).

Будучи образованным человеком, Кефал гостеприимно принимал у себя философов, политиков, ораторов. У него собирались софисты, часто бывал Сократ, под влиянием которого старший сын Кефала стал заниматься философией.

Перикл не участвовал в научных спорах и обычно молчал, наблюдая за тем, как состязаются в словесных поединках софисты.

Этих людей он понимал с трудом. Не в том дело, что они брали плату за свои уроки и тем самым, как считали афиняне, порочили доброе имя свободного гражданина. И не потому настораживали они, что в их речах многое казалось чересчур необычным, смелым, а порой кощунственным. Перикл вовсе не склонен был испытывать к ним то недоверие и неподозрительность, которых не скрывало большинство афинян. Он знал, что нередко малограмотными людьми движет чувство страха и зависти к тем, кого отличают изысканный ум и образованность.

Но многое и ему казалось странным. Он никак не мог уяснить, зачем нужны бесконечные дискуссии, в которых смысл и суть вещей утрачиваются и все вводится лишь к блестящему, но пустому жонглированию словами. С одинаковой легкостью софисты доказывали прямо противоположные истины, а в конечном счете отрицали существование истины вообще.

Кефал успокаивал друга:

— Ты напрасно принимаешь все так близко к сердцу, Перикл. И к тому же, по-моему, ты просто несправедлив к учителям мудрости. А ведь они — твои союзники.

— Ну уж нет, Кефал. Ты отлично знаешь, что я не приглашаю их в свой дом и не обращаюсь к ним за советом.

— И все же это так. Вот тебя называют первым гражданином, советчиком демоса. Даже поэты, которые отпускают язвительные шутки в твой адрес, сравнивают тебя не с кем-нибудь, а с самим Зевсом. За что?

— Наверное, за то, что я помогаю демосу.

— Э, нет, не скромничай! Ты руководишь им, как бы ни старался остаться незаметным. А кто научил тебя управлять государством?