Владимир Томсинов - Сперанский

Всем камергерам и камер-юнкерам, пребывавшим при императорском дворе и не состоявшим ни в военной, ни в гражданской службе, предписывалось избрать в течение двух месяцев от издания сего указа «род действительной службы» и сообщить о том государю. Те из них, которые не изберут службы, должны были считаться в отставке.

Указ от 3 апреля 1809 года обращал звания камер-юнкера и камергера, которые будут присваиваться в будущем, в придворные отличия, знаки особенного внимания императора к роду или предшествующим заслугам того лица, которое их будет удостоено. Носители этих званий должны были при вступлении в военную или гражданскую службу проходить ее «с первоначальных чинов, по установленному порядку».

Сперанскому совсем нетрудно было убедить императора Александра в необходимости этой реформы. Его величество весьма неприязненно относился к придворным званиям. Камер-юнкеров и камергеров, предназначенных украшать собою разные дворцовые церемонии, то есть шаркать по паркету дворцовых зал, он презрительно называл «полотерами» [12]. И однако же все возмущение носителей придворных званий, принужденных Указом от 3 апреля 1809 года искать работу в пыльных канцеляриях, обратилось на одного Сперанского.

Подобное произошло и в результате издания вышеописанного Указа от 6 августа 1809 года, которым для продвижения на гражданской службе требовалось иметь университетское образование или прочные знания в словесных, исторических, юридических, математических и физических науках и сдавать по ним экзамены. Ненависть к Сперанскому охватила на этот раз необъятную армию необразованных чиновников.

Настроения, распространенные в среде столичных чиновников после издания Указа от 6 августа 1809 года, хорошо передавала следующая ироническая «Элегия» харьковского стихотворца Акима Нахимова [13]:

Негативную реакцию неизбежно вызывали к себе и те преобразования, которые Сперанский осуществлял в области финансов. Повышение размеров податей и пошлин, обложение налогом дворянства значительно расширяли круг его недоброжелателей. К концу 1810 года атмосфера всеобщего недовольства окутала всю государственную деятельность реформатора. В каждой брошенной им фразе, в каждом шаге его усматривали злой умысел, скрытое намерение причинить вред.

Разработка Сперанским проектов социально-политических преобразований совершалась втайне от общества, и это еще более усугубляло его положение. Отсутствие сколько-нибудь определенных сведений о предполагаемых реформах облегчало задачу его противников. В обстановке искусственно созданной вокруг реформ таинственности слух, сплетня, интрига становились острым оружием в борьбе с неугодным реформатором. Любой домысел, любая ложь с легкостью распространяются в обществе, которому неизвестна правда. С другой стороны, здесь нетрудно скрыть свою сугубо эгоистическую, корыстную цель под личиною общественного интереса.

Реформы Сперанского, создававшие талантливым и образованным людям более благоприятные условия для карьеры на государственной службе и подрывавшие позиции бездарностей и невежд, стали изображаться покушением на устои государства, а сам реформатор — человеком, поставившим своей целью подрыв самодержавной власти. Слухи, толки об этом быстро распространились в русском обществе и, естественно, дошли до ушей императора Александра. В мемуарах Якова Ивановича де Санглена [14]нашел отражение весьма примечательный разговор его с государем, происшедший как раз в рассматриваемое нами время. «Из донесения графа Ростопчина о толках московских, — говорил его величество, — я вижу, что там ненавидят Сперанского, полагают, что он в учреждении Министерства и Совета хитро подкопался под самодержавие».

Сам Михайло Михайлович ясно сознавал главные мотивы поведения своих противников и всю подоплеку того недовольства им, что обнаружилось вдруг, как казалось, во всех слоях русского общества. Свое понимание происходившего он попытался изложить императору Александру. Для этого в начале 1811 года подвернулся удобный случай — государственный секретарь должен был отчитаться перед его величеством в работе по исполнению плана реформ. Представленный им государю 11 февраля 1811 года «Отчет в делах 1810 года» подводил итог осуществленным за указанный период преобразованиям.

В первых его строках Михайло Михайлович писал: «Представив Вашему Императорскому Величеству в свое время обыкновенный срочный отчет, считаю долгом моим представить ныне отчет и в делах, особенно мне порученных, дабы изволили из оного усмотреть истинное их положение и определить по усмотрению Вашему меру будущего их движения». Свой отчет в делах 1810 года Сперанский составил из четырех отделений: 1) по управлению Государственной канцелярии, 2) по управлению Комиссии законов, 3) по плану финансов, 4) по делам финляндским. Взяв поначалу в своем отчете оптимистический тон, остановившись на успехах реформаторской деятельности: создании Государственного совета, завершении проектов реформы министерств и Сената, достижениях в области финансов и в финляндских делах, Сперанский заговорил затем о неудачах: «Никогда, может быть, в России в течение одного года не было сделано столько общих государственных постановлений, как в минувшем. В нем положены первые основания истинного монархического устройства в части законодательной, в устройстве министерств, и особенно в финансах.

Но в нем положены одни первые основания, много начато и ничего еще не кончено. Между тем опыт протекшего года показал, что много было потеряно времени, и часто самые нужные положения не выходили к своему сроку единственно потому, что, стекаясь в од не руки, они не могли быть скоро приуготовлены». Отсюда Сперанский делал вывод, что для успешного выполнения плана реформ «необходимо нужно усилить способы его исполнения».