Мария Романова - Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918

Прошло много месяцев. Революция, которая привела меня в Царское Село, где я получила относительное убежище, привела и его сюда с фронта, где из-за положения его отца при дворе ему стало небезопасно находиться. И теперь, когда мы оба стали в некотором роде беженцами в Царском Селе, он часто приходил ко мне в дом моего отца. Наши отношения наладились, обоюдная робость исчезла, и нас определенно тянуло друг к другу.

В глубине моего сердца зашевелились чувства, которых я никогда до этого не переживала. Несмотря на революцию, несмотря на всю неопределенность, тревоги, наша нерастраченная молодость, наши свежие умственные силы требовали пищи. Вокруг нас шумела весна, неся с собой животворные потоки радости. Больше чего-либо другого хотелось счастья, хотелось взять от жизни все, что она могла дать. Само осознание нами опасности, неопределенность нашего положения, постоянный риск, которому мы подвергались, способствовали пробуждению этих чувств и заставили их пылать. Так, при крушении нашего старого мира мы осмелились на его останках ухватиться за новую возможность счастья, возможность прожить новую жизнь.

Я всецело отдалась новой необыкновенной радости – чувству влюбленности. Не решаясь приглашать его слишком часто в Царское Село, я начала ездить в Петроград, где принимала его в своем дворце на Невском проспекте.

Эти поездки я совершала одна, что было для меня внове, так как до этого я никогда не путешествовала без сопровождения. Раньше даже ради короткой поездки из Петрограда в Царское Село или обратно для нас открывали царские залы, предоставляли специальное купе или целый вагон. Теперь мне приходилось покупать себе билет и занимать место в поезде вместе с остальными пассажирами, большая часть которых отказывалась признавать классовые различия. На бархатных сиденьях вагона первого класса я ехала бок о бок с солдатами с заряженными винтовками, которые курили отвратительный дешевый табак, старательно выпуская дым в сторону своих соседей – ненавистных буржуев.

Эти поездки были сопряжены с некоторым риском. Однажды летом, когда большевики пробовали свои силы, я приехала в Петроград, находящийся в состоянии брожения. Все, что мы имели из средств передвижения, давно уже было реквизировано, и на вокзале не было ни одного извозчика. Мне пришлось идти пешком. Когда я вышла из здания вокзала на площадь, то ощутила что-то неладное. К тому времени я уже привыкла как-то интуитивно узнавать настроение улицы. Там, где назревали беспорядки, было пустынно, в воздухе чувствовалось напряжение, стояла полнейшая тишина, будто все затаило дыхание. Так было и сейчас.

Мне нужно было пройти к Невскому проспекту. По пути я почти никого не встретила, но слышала далекие выстрелы и треск пулеметов. Не могу сказать, что эта прогулка доставляла мне особое удовольствие, так что я была рада, когда добралась до ворот дома в целости и сохранности.

В тот вечер Путятин проводил меня назад в Царское Село. Но ничто не помешало бы мне совершать эти поездки; моя семья, знавшая об ожидавшихся в Петрограде беспорядках, встретила меня по возвращении нетерпеливыми расспросами, но без особой тревоги. Это было вовсе не удивительно. Мы уже привыкли день за днем жить среди постоянных сигналов тревоги, настоящих и ложных. Мы знали, что живем только из милости, что наши жизни балансируют между капризами и здравым смыслом соперничающих группировок. Опасность была так очевидна и постоянна, что мы в конце концов сделали вид, что не замечаем ее, иначе жизнь была бы невыносимой, а нужно было жить.

Но однажды мой отец нарушил наше притворное спокойствие.

– Никто, – сказал он, обращаясь ко мне, – не может предугадать, что с нами будет. Возможно, нам придется расстаться, возможно, нас разлучат насильно. Я стар; Дмитрий далеко. Вы должны найти себе хорошего человека и выйти за него замуж, тогда я буду спокоен за вас.

Эти последние слова он повторял полушутя, когда заметил частоту визитов Путятина, а затем сказал уже совершенно серьезно:

– Послушайте, если вам нравится Путятин, я считаю, вы должны выйти за него замуж.

А наши сердца уже все решили. С одобрения моего отца мы в начале августа обручились и решили не откладывать наш брак, а назначили церемонию на один из первых дней сентября. Впервые в жизни я была по-настоящему влюблена и очень счастлива.

Со всех сторон доходили слухи о намерении правительства увезти царскую семью из Царского Села, которое стало центром деятельности большевиков. Правительство боялось за безопасность своих бывших правителей и предложило перевезти их в Крым – это было не более чем одним из таких слухов. Говорили и многое другое. На самом деле Советы боялись, что союзники могут помочь императору и его семье уехать из России.

Однако Европа была мало озабочена судьбой своего бывшего могущественного союзника. Она была занята своими собственными делами. Поспешив сразу признать Временное правительство, она стала посылать миссии и дипломатов, чтобы приветствовать революцию, в надежде получать большую поддержку от демократического строя, чем от самодержавия. Но Россия больше не могла помогать. Казалось, она не могла даже помочь самой себе. Стремясь удержать власть как можно дольше, Керенский делал большевикам все больше и больше уступок.

12 августа – а к этому времени императорская семья провела в своем дворце под арестом пять месяцев – их отправили с немногими оставшимися при них приближенными и слугами в Тобольск, в Сибирь. Никому не было позволено проститься с ними, за исключением великого князя Михаила, брата царя, который был допущен к ним всего лишь на несколько минут.

Их отъезд сопровождался унижениями, схожими с теми, которые сопутствовали их жизни под арестом. Накануне вечером им велели быть готовыми к отъезду и держали их, одетых, в ожидании почти всю ночь. Их отъезд произвел на нас тягостное впечатление, но никакого определенного предчувствия трагедии, которая положит конец их ссылке, у нас не было.

За месяц до своего бракосочетания я переехала в Петроград на Невский проспект, чтобы кое-что подготовить. В один из последних августовских дней мы с Путятиным приехали в Царское Село на обед. Под проливным дождем мы взяли извозчика от станции.

Подъехав к дому своего отца, я заметила, что огромные решетчатые въездные ворота, которые обычно стояли открытыми, были закрыты. При более внимательном осмотре стало видно, что вокруг дома стоят часовые. С замершим от страха сердцем я выпрыгнула из коляски и начала расхаживать вдоль решетки, пытаясь заглянуть в окна дома и увидеть кого-нибудь. Путятин следовал за мной. Но никого нигде не было видно. Двор был пуст, дом выглядел, будто все умерли. Единственное, что нам удалось узнать, это номер части на заплечных ремнях солдат.