Борис Александровский - Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта

Родились эти коллективы в разных местах русского зарубежья — в Берлине, Париже, Праге, Белграде, Софии, Риге, Галлиполи, на острове Лемнос Эгейского моря и на Принцевых островах Мраморного моря, но родились в неоформленном виде.

Некогда Пушкин сказал: — Мы все от ямщика до первого поэта поем уныло.

Если отбросить последнее слово, совершенно несозвучное нашим дням, то изречение великого поэта сохраняет свою жизненную правду и для нашей эпохи. Действительно, поют у нас все.

Русский народ не принадлежит к числу «молчаливых» народов. Русская песня звучит по родной земле во всех случаях жизни. Она раздается в детском саду, в школе, университете, воинской части, на встрече и проводах друзей, товарищеской вечеринке, свадьбе, праздниках, в поле, на работе и на прогулке в лесу, на речных просторах, на горных пастбищах.

Зазвучала она и за рубежом, лишь только там послышалась русская речь.

В 1921 году в Софии в русской церкви на главном проспекте города, называвшемся тогда улицей Царя-освободителя, сорганизовался и пел хор донских казаков, только что перевезенных на работы в Болгарию с острова Лемнос. Церковное пение не могло служить единственным источником существования этих певцов. Они начали попутно давать концерты в софийских залах, сначала робко и только на эмигрантских сборищах, потом более смело для болгарской публики и бывавших в Софии иностранцев.

Через два или три года хор настолько окреп, что решился на «вылазку» в Европу — поехал в свою первую гастрольную поездку в Вену.

Широкие круги так называемой «эмигрантской общественности» в ту пору не допускали мысли о всепобеждающей силе русской песни и недооценивали мастерство отечественного хорового исполнительства.

Эмигрантские «пророки» брюзжали: — Вот дурачье! Нашли куда ехать — в Вену, мировой музыкальный центр, город Моцарта и Шуберта! Полный провал этому сиволапому донскому мужичью, вне всякого сомнения, обеспечен. И правильно! Не суй своего суконного рыла в калашный ряд! Кому, спрашивается, нужны эти «Вниз по матушке по Волге», да «Во поле береза стояла»?

Оказалось, что нужны всему миру. И «Волга», и «Береза» нашли доступ к глубинам души всех людей под всеми географическими широтами и меридианами и растопили самые ледяные сердца. Русскую песню с благоговением и восторгом слушали и молчаливый скандинав, и житель субтропиков и тропиков Азии и Африки, и сдержанный англичанин, и пламенный испанец, и далекий аргентинец, и житель Гавайских островов.

Донской хор имел в Вене головокружительный успех.

Австрийская пресса писала о его выступлениях как о выдающемся событии музыкальной жизни столицы. За него ухватились концертные антрепренеры всех стран. Предложения выгодных контрактов на гастрольные поездки сыпались со всех сторон.

Через несколько лет он сделался знаменитостью, побывал во всех странах Европы, в Северной Африке, в обеих Америках, на Ближнем и Дальнем Востоке, в Австралии.

Но параллельно росту его славы шло снижение его художественного потенциала. Творческие искания первых лет его существования сменились погоней за выгодой и легкой наживой. В исполнение вклинились трюкачество и сомнительной ценности эффекты, имевшие целью потакать вкусам не слишком взыскательной аудитории.

В хоре начались обычные эмигрантские склоки, раздоры, «подсиживания», борьба самолюбий и тщеславий.

Он раскололся на две части, из которых каждая считала себя «настоящим» хором, а своего соперника и конкурента «эрзацем». Одна часть под управлением Жарова продолжала поездки по странам Европы, Азии и Америки, другая под управлением Кострюкова концертировала преимущественно в Германии и государствах Центральной Европы. Обе называли себя в афишах и программах «знаменитым хором донских казаков», хотя с течением времени казаков в обоих хорах осталось очень мало: в оба хора стали принимать и неказаков. Но сохранить название «казаки», равно как и форму — белые гимнастерки, шаровары с лампасами, сапоги, было необходимо из-за коммерческих соображений. Все это ведь тоже «русская экзотика»! А за нее иностранец платит большие деньги…

Не меньшей славой во Франции и за ее пределами, особенно в Америке, пользовался хор под управлением Н. П. Афонского. Ядро его составлял ансамбль из 13 певцов с законченным музыкальным образованием, певший бессменно в течение почти 25 лет в Париже на клиросе православной церкви на улице Дарю. В дни «больших» выступлений его пополняло такое же количество временных участников. Художественность исполнения, которым этот хор выделялся среди аналогичных ансамблей, привлекала в церковь большое количество французов, англичан, американцев и иных иностранцев.

Но только церковными песнопениями хору было трудно существовать. Как и софийский хор донских казаков, он силою обстоятельств был вынужден перейти на светское пение и на русские народные песни. Не помню, в каком году и в каком составе он сделал свою первую «вылазку» из Парижа, но с первой же гастрольной поездки и на него, как и на софийский хор, посыпались предложения контрактов на дальнейшие гастроли в странах Европы и Америки. Расширенный состав хора был невелик — около 30 человек. Но художественность исполнения, по мнению самых строгих критиков, была изумительная. Передачи по радио его концертов в Париже и других европейских и американских столицах сделались правилом.

Гастроли в США устраивал американский концертный антрепренер Юрок. Предприимчивый делец выжимал из хора все, что только возможно выжать. В поездках по американской провинции хору часто приходилось, давши утренник, сразу садиться в автокар и, глотая на ходу бутерброды, ехать за 100–150 километров в следующий город, чтобы попасть к очередному вечернему выступлению. Все концерты проходили с аншлагом, во многих городах приходилось давать повторения. Львиную долю вырученных сумм антрепренер забирал себе — картина обычная и, так сказать, «нормальная» для артистического мира всех капиталистических стран.

Но сколь ни велика была слава описанных мною зарубежных русских хоровых ансамблей, она померкла, когда в 1937 году, во время всемирной выставки, в Париж приехал из Советского Союза Ансамбль песни и пляски Красной Армии под управлением Александрова.

Я не запомню ни одного выступления в Париже какого либо хорового коллектива, который имел бы столь оглушительный успех, какой выпал на долю этого грандиозного и единственного в своем роде ансамбля. В течение нескольких недель весь Париж, можно сказать, бредил этим хором. Даже эмигрантская пресса и так называемая «эмигрантская общественность», обычно поливавшие грязью все советское, на этот раз были вынуждены признать, что прославленным эмигрантским хорам далеко до приехавшего из СССР ансамбля.