Юрий Ерзинкян - Невыдуманные истории. Веселые страницы из невеселого дневника кинорежиссера

И вот, придя как-то утром в съемочную группу, Ромм «конфиденциально» сообщил, что на роль Макферсона будет пробоваться сам.

Проба была назначена на вечер того дня. Кроме оператора Бориса Волчка, на съемку были «допущены» второй режиссер Лев Аронович Инденбом и я.

Сцена выглядела так:

В кабинете Макферсона, в глубоком кожаном кресле, сидел невозмутимый Гарри Смит – Аксенов. Входил Макферсон

– Ромм. Одет он был подчеркнуто по-домашнему – без пиджака (хотя дело происходило в редакции), поверх белой, до блеска накрахмаленной рубашки с расстегнутым воротом, был одет жилет – темный, в широкую полоску. Это должно было выражать то ли пренебрежение шефа к провинившемуся сотруднику, то ли «дружественность» предстоящего разговора.

Ромм-Макферсон садился край массивного дубового

стола. Поджимал под себя правую ногу, свешивал левую и, прежде чем начать разговор, долго испытующе смотрел на Смита поверх очков…

Я невольно улыбнулся – уж очень он мне показался похожим на провинциального портного. Ромм заметил мою улыбку. Он подошел ко мне и резко сказал:

– Ну? Говори!

– Правду?

– Конечно.

– Вы больше похожи на старого еврея из Бердичева, чем на всемогущего газетного босса.

Инденбом, удивительно деликатный, бесконечно влюбленный в Ромма, старик, икнул от удивления:

– Как вы смеете, молодой человек…(он впервые назвал меня так). Это… это неслыханно…

– Портной из Бердичева, говоришь? – Ромм громко рассмеялся.

… После просмотра проб воцарилось молчание. Все ждали, что скажет Михаил Ильич?

– А может, в том, что наш Макферсон похож на местечкового еврея есть свой смысл? – не сдавался Ромм, хотя, как мне показалось, он еще вчера решил не сниматься.

После паузы (тягостной для Инденбома) Ромм громко сказал:

– Передайте Астангову, пусть сообщит график занятости в театре.

* * *

Николая Охлопкова назначили заместителем министра культуры СССР.

– Как ты справляешься с этим высоким постом, Коля? – спросил у Николая Павловича Рубен Симонов.

– Подумаешь, велика важность. Я и королей недурно изображаю.

* * *

На одном из худсоветов в Вахтанговском Рубен Николаевич Симонов резко критиковал молодого актера.

– Не надо его ругать, Рубен, – обратился к Симонову Анатолий Горюнов. – Ты давно заслужил право хвалить.

* * *

… Редактор невозмутимо рассказывал «свою версию» нашего сценария. В углу комнаты, за журнальным столиком, сидел Виктор Борисович Шкловский, видимо, ждал кого-то. Он невольно прислушивался к нашему разговору. Дождавшись редакторской паузы, Виктор Борисович обратился ко мне:

– Не судите его строго. Нужно быть исключительно интеллигентным человеком, чтобы суметь воздержаться от соблазна исправлять чужие сценарии.

* * *

На первом учредительном съезде Союза кинематографистов СССР Сергей Апполинариевич Герасимов так закончил свое выступление:

– Пожалуй, единственное, что меня огорчает – на нашем съезде мало тех, кому меньше сорока.

– Они фильмы снимают! – громко крикнул из зала эстонский режиссер Юри Мююр.

– И мы снимаем фильмы, между прочим…

– Вот я и говорю, что вы снимаете между прочим, – «согласился» с Герасимовым Мююр.

* * *

У Эренбурга спросили, как ему понравился один из наших «престижных» фильмов. Илья Григорьевич, улыбаясь, сказал:

– Каждый раз, когда я во время просмотра просыпался, замечал, что фильм гениальный.

знав, что свою первую картину начинает снимать молодой тогда, теперь известный режиссер, Михаил Ильич Ромм сказал:

– Нельзя поручать фильм бездарности, он может получиться.

* * *

– Я придумал смешную ситуацию. Только вот боюсь, что получится как у Чаплина, – поделился своими «опасениями» с Роммом молодой комедиограф.

– Пусть это тебя не беспокоит. Как у Чаплина не получится, – успокоил его Михаил Ильич.

* * *

У Эйзенштейна спросили:

– Почему все обращаются к вам на «вы» и только один Николай Крючков на «ты»?

– Надо знать Колю. Для него «вы» – это когда много…

* * *

Арман Котикян был не на шутку расстроен: – Я только от шефа, – Арман Ананьевич кивнул в направлении кабинета главного режиссера, – он удивительно любезно встретил меня. «Присаживайся поудобнее», говорит, «рад тебя видеть, милейший. Готов быть полезен…»

Котикян озабоченно развел руками:

– Вот я и думаю, какую пакость он собирается мне преподнести?. .

* * *

Героиню фильма «Голоса нашего квартала» искали мы долго, нарушая все сроки, отведенные на подготовительный период.

Затянувшиеся поиски прервал приказ директора: «…Подготовительный период кончился, употребляйте имеющиеся актрисы».

Откуда ему было знать, что кроме глагола «употреблять» есть еще и другие. Более подходящие, уместные в этом случае.

До «переброски на кинематографический фронт», наш директор работал заведующим городской баней. И именно он «сочинил» небезызвестное объявление, которое в годы его правления висело над кассами мужского и женского отделений, вызывая бурную реакцию ереванских остряков.

Так оно выглядело:

«За употребление терщиц (терщиков) просьба платить в кассу».

* * *

Руководство нашей студии как-то обратилось к кинодраматургу Константину Исаеву с просьбой принять участие в доработке сценария молодого автора.

– Мы найдем форму, как вас отблагодарить, – сказал Исаеву в заключение разговора директор студии.

Константин Федорович прижал указательным пальцем очки к переносице и сказал:

– У меня был приятель, известный в Одессе хирург. Он в подобных случаях говорил – «с той поры, как ввели в обращение денежные знаки, все иные формы благодарности утратили свой смысл».

* * *

В картине Григория Мелик-Авакяна «Зейтунский марш» рассказ о Ереване и ереванцах велся от имени бездомной, бродячей собаки.

Это «лихое новаторство» не осталось незамеченным.

В заключении Сценарно-редакционной коллегии студии было сказано:

«… К очевидным достоинствам фильма следует отнести то, что режиссер сумел посмотреть на нашу современность глазами собаки».

* * *

В послевоенном сорок шестом году нас, молодых тогда творческих работников республики, направили в Москву на учебу к видным мастерам столицы.

Композиторы, художники, режиссеры объединились в одну семью в Доме культуры Советской Армении, который удоб-

но расположился в одном из тихих переулков в центре Москвы – Армянском переулке.

Учеба налаживалась не сразу, нелегко. Новая, и в общем не всем понятная, система обучения встречала самые разнообразные организационные трудности.

У нас было много свободного времени, а главное, не находящей применения энергии. Энергия эта выливалась в «активный» юмор, бесконечные взаимные розыгрыши…