Анатолий Куликов - Тяжелые звезды

Но это не означает, что кому-то придет охота устраивать показательные кровопролитные штурмы. По-человечески хочется, чтобы все обошлось и чтобы в конце концов кто-то радостно выдохнул: «Все живы…Все нормально…»

Но, к сожалению, ощущение беды уже не покидало, как только раздались первые выстрелы и взрыв, оказавшийся взрывом боевой гранаты в замкнутом пространстве вертолета. И быстрее, чем могла бы дойти до нас, находящихся на командном пункте, взрывная волна, ощущение неудачи будто прошелестело в рядах разнообразных советчиков и тех официальных лиц, которые примчались в минераловодский аэропорт, чтобы отбыть повинность… И я буквально спиной почувствовал, как быстро начали исчезать, растворяться в пространстве некоторые из этих людей, так как хорошо известно, что у победы бывает много родителей, а поражение, напротив — всегда сирота… Кому ж охота числиться участником неудачной операции? Особенно если есть человеческие жертвы?

Понимая, что все это мне придется долго и подробно рассказывать очень серьезным и несентиментальным людям, сразу после завершения операции я попросил работников прокуратуры очень тщательно исследовать обстоятельства штурма. Картина происшествия, восстановленная буквально по секундам, не оставляла сомнений в правильности принятого решения: причиной немедленной реакции спецназа стал расстрел заложников. Была убита женщина, и ничего другого, кроме как броситься в бой, не оставалось.

При этом надо учитывать, что в оружейных магазинах штурмовой группы были холостые патроны, создающие имитацию огня лишь для того, чтобы сломить волю террористов к сопротивлению, а детальная экспертиза, даже растянувшись на годы, была очень точна в выводах: часть людей погибла от взрыва гранаты, а женщина — от пули бандита. Во время штурма никто из заложников не стал жертвой ошибки «Веги», никто не погиб от ее огня.

Об итогах операции в минераловодском аэропорту я подробно проинформировал первого заместителя министра внутренних дел генерала Егорова, а также генерала Абрамова, в тот момент остававшегося за министра. Но не прошло и суток, как мне позвонил один из высокопоставленных чиновников российского правительства и попросил срочно прибыть в Москву для участия в совещании. Не оставалось сомнений, что предстоит детальный разбор операции и, возможно, суровые оргвыводы в отношении моей персоны.

Уже в Москве, куда я вылетел в твердой уверенности, что мне раскаиваться не в чем, из окружения генерального прокурора до меня донеслось известие, что сам генеральный прокурор Ильюшенко вроде как высказывал идею привлечь Куликова, либо кого-то иного из руководителей операции, либо всех вместе к ответственности, которая, если о ней говорят так откровенно, означает уголовную ответственность, чреватую тюремной отсидкой.

Так это было на самом деле или иначе — обсуждать не берусь, но градус общественного внимания к произошедшему в Минводах был действительно повышен за счет сообщений российских и зарубежных СМИ. Поэтому именно через средства массовой информации пришлось объясняться в свою очередь и мне уже на следующий день после доклада в Доме правительства. И там меня поняли. Российской прессе оказалось достаточно моего искреннего рассказа, подкрепленного видеосъемкой, которая беспристрастно фиксировала все детали операции, включая ее драматическую развязку.

После этого все встало на свои места. Даже самые далекие от чеченской тематики люди поняли, что независимость Ичкерии в дудаевской версии означает одно: отсутствие зависимости бандитов от каких-либо моральных принципов. Все остальное — просто риторика, которая к середине 1994 года многими кавказскими народами, соседями Чечни, воспринималась уже не так, как в самом начале 90-х годов, когда эти идеи звучали свежо, остро и, казалось бы, не были замешаны на людской крови.

От президента Кабардино-Балкарии Валерия Мухамедовича Кокова, с которым мы после известных событий в Нальчике по-человечески подружились, мне была известна одна поучительная история, случившаяся в Дагестане на дне рождения замечательного и всем известного поэта Расула Гамзатова. Как гость прибыл на нее и Джохар Дудаев. Как кавказец произнес уважительный тост в честь юбиляра, значительная часть которого, правда, опять-таки посвящалась независимости Чечни, а подарком стал какой-то очень дорогой автомобиль белого цвета — должно быть, он символизировал результаты экономической деятельности жителей этой республики.

Гамзатов вежливо выслушал чеченского президента и подарок принял. Вот только ответное слово, будучи мастером метафоры, выстроил, как подобает настоящему поэту. «Рядом со мной, — сказал он, — сидит моя любимая жена Патимат. Должен заявить: как только женился на этой женщине, я потерял всякую независимость… Ни о каком суверенитете нельзя говорить серьезно и ответственно, если мы живем в многонациональной стране. Как нельзя говорить о независимости человека, который связан семейными узами и какими-то иными обязательствами. О какой независимости вы ведете здесь речь?..» Это был вопрос Дудаеву, но многие восприняли его как прямой и исчерпывающий ответ поэта, для которого мало что значит обладание политической или военной властью, но почти все — человеческая сердечность, ум и бескорыстие. Как мне сказали, никто из тех, кто присутствовал на юбилее Расула Гамзатова, солидаризироваться с Дудаевым не стал. Президент Чечни это понял и вскоре уехал.

Может быть, я что-то переиначил в словах поэта. Но только не смысл этих слов, полных любви к Кавказу и желания мира для этой замечательной и в то же время многострадальной земли.

Народов на Кавказе действительно много. И никакой военной силы не хватит, чтобы справиться с чеченским сепаратизмом, если не найти понимания этой ситуации у кабардинцев, аварцев или, скажем, кумыков.

Сгоряча брошенный чеченскими исламскими фанатиками клич о священной войне — газавате — вовсе не пустой звук для многих мусульман, живущих с Чечней по соседству.

Что произойдет, если неверно будут истолкованы соседями чеченцев намерения федеральной власти положить конец бандитизму и террору?

Точки зрения руководителей северокавказских республик на это опасное, но ко многому обязывающее соседство, как это спонтанно произошло на юбилее Расула Гамзатова, надо было столкнуть в общей политической дискуссии. Ничего, если в связи с традициями Востока на такой встрече будет сказано немало осторожных слов, но ведь и сам Кавказ — не та территория, где можно делать что-либо без осторожности или такта.

Сразу же по возращении из Минвод я был предупрежден: на даче одного высокопоставленного представителя администрации президента в подмосковной Жуковке будет проведено рабочее совещание, на которое приглашены руководители северокавказских республик. Вечером того же дня это совещание состоялось. Большинство руководителей национальных республик на нем присутствовали, но среди собравшихся я не увидел ингушского президента Руслана Аушева.