Федор фон Бок - Я стоял у ворот Москвы. Военный дневник командующего группой армий «Центр»

«Предполагается, что все будет идти обычным порядком». Такой ответ меня нисколько не устроил. Я попросил Гребена связаться с генерал-фельдмаршалом фон [504] Кюхлером, который также проживает в Восточной Пруссии и находится в сходном с моим положении, и спросить у него, что он думает по этому поводу. Выяснилось, однако, что Кюхлер «вообще пока не думал об этом деле».

23 октября я позвонил своему клерку в Берлин и приказал ему проинформировать подполковника из отдела кадров Бринка, который «отвечает» за фельдмаршалов, о моем запросе Верховному командованию сухопутных сил и о полученном от него ответе. Кроме того, я велел ему передать на словах подполковнику следующее:

«Я готов приступить к исполнению служебных обязанностей, как только меня призовут на службу. Считается, однако, что я нахожусь «в распоряжении фюрера». Хотелось бы знать, как при таких условиях мне следует себя вести, если меня вызовут по поводу вступления в «фольк-сштурм» в кабинет местного партийного руководителя, так как «фольксштурм» находится сейчас в ведении партии. Сложность заключается в том, что фельдмаршал не может подчиняться никому, кто ниже его рангом».

26 октября клерк ответил, что подполковник Бринк придерживается аналогичного со мной мнения. Другими словами, он признает, что Верховное командование сухопутных сил дало мне неадекватный ответ, и обязуется прояснить этот вопрос. Я сказал, что с меня довольно и вербального подтверждения моей правоты.

31/10/44

После встречи подполковника с начальником отдела кадров, мне пришел ответ, что «по возрасту» я уже не подхожу для «фольксштурма». Однако если я так уж хочу вернуться на службу, то мне предпочтительнее апеллировать к рейхсфюреру Гиммлеру.

Итак, это дело для меня завершилось. Запрос, сделанный мной 23 октября, должен был продемонстрировать руководству, [505] что я готов служить, и фюрер может в любой момент меня призвать. К Гиммлеру я обращаться не стал — не хотел, чтобы он унизил меня отказом.

25/11/44

Мероприятия, связанные с подготовкой к эвакуации, которые проводит местное партийное руководство, носят на себе отпечаток неопытности и не отвечают реальному положению вещей. Если дело дойдет до эвакуации, нам придется полагаться только на самих себя и обходиться своими средствами. Многочисленные поезда, которые отходят из центров сбора эвакуированных, расположенных неподалеку от фронта, подрывают моральный дух солдат и населения, но избежать этого невозможно. Мой шофер Каллинич, пытавшийся сделать в Нейденбурге кое-какие покупки, сказал:

«Все эти люди ведут себя так, словно их здесь уже нет!»

Мы прилагаем все усилия к тому, чтобы занять делом людей, обитающих на нашей ферме, как если бы никакой эвакуации не проводилось и никакая опасность нам не угрожала.

3/12/44

Фюрер поздравил меня с днем рождения.

Моего бывшего адъютанта Зольмса арестовали несколько дней назад. Как говорят, причина его ареста связана с тем, что он управляет хозяйством в поместье Барут. которое принадлежит его брату-князю, арестованному по делу заговорщиков. Так как мой клерк в свое время работал в поместье Барут секретарем, его также задержали и допросили. В результате всех этих пертурбаций я оставил намерение искать пристанище у Зольмса. На допросе клерк сказал, что я отказался от мысли остановиться у Зольмса, [506] как только узнал о начавшемся по его поводу расследовании (между прочим, Зольмс имел контакты и с Харденбергом). Клерка также спросили, правда ли это, что большой лимузин, припаркованный в Каселе, является даром фельдмаршала Бока его адъютанту Зольмсу! Мой клерк совершенно правильно охарактеризовал это обвинение как «надуманное и лживое». В скором времени расследование выявило, что автомобиль был на совершенно законных основаниях реквизирован армией год или два назад.

Это все, конечно, мелочи, но они характеризуют мое нынешнее существование.

Начало января 1945 года. Моей частной жизнью продолжают интересоваться. На соседней ферме, где я никогда не был, появился полицейский и стал расспрашивать местных обитателей, не захаживаю ли я к ним по-соседски.

18/1/45

В первой половине дня пришло известие, что русские танки прорвались к Зольдау (10 километров восточнее Гродткена).

Так как мое дальнейшее пребывание в Гродткене никому пользы принести не может и так как никаких новых инструкций на мой счет получено не было, мы с женой в 22.00 выехали на автомобиле в Померанию.

2/4/45

1 апреля по радио сообщили, что «Вервольф» получил приказ начать военные действия на оккупированных противником германских территориях. Это означает, что руководство призвало к войне гражданское население! Уж и [507] не знаю, прибегли бы я к этой мере, окажись я у руководства страной в такое время и при такой ситуации.

23/4/45

Поездка в Петерсдорф около Ленсана прошла без всяких происшествий. Количество валяющихся на обочине дороги сгоревших автомобилей, расстрелянных вражеской авиацией, весьма значительно…

24/4/45

Манштейну, который также нашел приют в этой местности, удалось меня разыскать.

25/4/45

Если Верховное командование в Берлине уничтожено, тогда, возможно, вступит наконец в действие план, в соответствии с которым вся власть в отделенных друг от друга районах северной и южной Германии должна перейти в руки военных! По мнению Буша, Гиммлер как военный руководитель государства рассматриваться не может, поскольку, как говорят, он лишился доверия в высших эшелонах власти после неудачных действий войск СС в Венгрии. Осознание того, что в кризисных ситуациях солдат является надеждой и опорой нации, начинает постепенно овладевать умами вышестоящих. Надеюсь, еще не поздно! Вину за то, что вера в военное руководство была подорвана у населения еще перед войной, нельзя возлагать только на тех людей, которые намеренно проводили в жизнь эту политику. В этом повинны и те крупные военачальники, которые все это терпели, и чьи лакейские души были не готовы противостоять постоянно усиливавшемуся [508] давлению на армию. Угодничая и стараясь держать нос по ветру, они тем самым навлекли на страну невиданные бедствия.

28/4/45

Вместе с Манштейном мы поехали к Дёницу, который, как мы считали, возглавил военное и политическое руководство в Северной Германии. Как выяснилось, это было ошибочное представление. Дёниц получал в свои руки все полномочия только в том случае, если бы фюрер перебрался в Южную Германию. Все мои возражения относительно того, что при настоящем катастрофическом положении вещей Гитлера все равно что нет и что он в любом случае каждую минуту может умереть, Дёниц отверг. Он сказал, что не может принять на себя политическое руководство и командование вооруженными силами, пока Гитлер жив; он, кроме того, полагает, что у Гитлера на случай смерти заготовлена какая-нибудь директива или «политическое завещание». Я ответил, что, если мы способны еще что-либо спасти, все действия в этом направлении должны осуществляться из Северной Германии посредством консолидированных усилий военного руководства, и спросил: