Михаил Беленький - Менделеев

В квартире старались не шуметь. Там, в огромных комнатах с полукруглыми окнами, идет своя жизнь: суетится прислуга, сервируя стол к обеду, занимаются своими делами подросшие, посерьезневшие дети. Володя готовится в Морское училище, посещает частный пансион Ремберовича, а дома много занимается с приглашенными Дмитрием Ивановичем учителями. Оля — гимназистка, к тому же учится музыке под руководством некрасивой консерваторки по фамилии Синегуб. А раньше за ними был нужен глаз да глаз. Дмитрий Иванович всегда боялся, что с детьми, не дай бог, что-то случится. Бывало, нянька приведет к нему дитя — сказать спасибо после обеда (он же никогда до конца трапезы недосиживал) или пожелать спокойной ночи, так хозяин первым делом, не отрываясь от работы, кричал нервно: «Угол!» — и тут же руку протягивал, чтобы ребенок не ушиб голову об угол стола. Детей он любил нежно, болезненно. Хоть был с ними строг и, чуть что, отчитывал за шум, но всегда ждал, что кто-то из них вспомнит о нем и заглянет в кабинет. Говаривал: «Чем бы и как бы серьезно я ни был занят, но я всегда радуюсь, когда кто-нибудь из них войдет ко мне»; «Много я в моей жизни испытал, но лучшего счастья не знаю, как видеть около себя своих детей». Он и к чужим детям относился по-особому. Бывало, услышит в Боблове, как у какой-нибудь женщины из прислуги ребенок плачет, тотчас строго прикажет ей всё бросить и идти покормить и успокоить свое чадо. Его же собственные дети хотя и любили отца, но привыкли считать его человеком, обитающим где-то в высоких, далеких и непонятных сферах. Они были рады, когда он к ним спускался, сами же избегали его тревожить… А у Феозвы Никитичны бывали свои гости, чаще всех — ее двоюродные братья Александр и Николай, очень к ней привязанные, оба красивые, воспитанные и прекрасно одетые. Александр был чиновником Министерства внутренних дел, Николай служил в Министерстве государственных имуществ. С Дмитрием Ивановичем они предпочитали не встречаться. Да тот мог и не знать, кто посетил его квартиру: проводил время в кабинете и лаборатории, из-за обеденного стола выскакивал сразу после второго блюда, а на ночь уходил в самую маленькую комнатку, где спал на тонком твердом тюфячке.

Тяжелые душевные переживания Менделеева были связаны не только с кризисом в супружеских отношениях, но и с сильнейшим любовным увлечением, о котором пойдет речь в следующей главе. (Это ведь только Дмитрий Иванович мог испытать в короткий, немыслимо бурный период конца 1870-х годов сразу и великое душевное неустройство, и великие труды, и великую страсть. Наше же изложение подобной плотности письма вместить не в состоянии.) Но даже в этих условиях Менделеев продолжал работать в полную силу. Помимо главных занятий, связанных с университетом, исследованием газов, метеорологией, воздухоплаванием (он активно участвовал в обсуждении предложения А. Ф. Можайского о создании воздухоплавательного снаряда тяжелее воздуха), перестройкой нефтяного дела (снова ездил на бакинские промыслы), Менделеев откликался на всё, что волновало в ту пору русское общество. Началась война на Балканах — он предложил свои услуги военному ведомству (министр официально принял это предложение). Шел спор об отмене университетского устава 1863 года — он категорично выступил против отмены студенческих и профессорских свобод (включая свободу заниматься наукой). Обсуждался вопрос об учреждении Томского университета — Дмитрий Иванович активно поддержал этот проект не только от себя, но и от имени сибиряков, писавших знаменитому земляку о необходимости создания высшего учебного заведения в Сибири.

Среди работ, вышедших из-под его пера в конце 1870-х годов, особенно обращает на себя внимание удивительная и до сих пор не вполне понятная статья «О единице». Ученый свежим взглядом рассматривает логический феномен единицы, способной выступать в качестве определения как общего, так и частного: один атом, одна молекула, один элемент, один человек, одна семья, одно общество, государство, человечество… Но ведь в этом таится и жесткое противоречие. Как его смягчить в отношении человека и общества? Менделеев видит здесь один путь: человек должен отказаться от крайнего индивидуализма, осознать себя в качестве маленькой клетки единого общественного организма. В этом же тексте, переходы которого достаточно темны для обычного читателя, автор рассматривает соотношение формы и содержания природных процессов, приходит к выводу о примате содержания над формой и далее переходит к интересовавшему его с юности изоморфизму: «Изоморфизм, в тесном смысле, есть сходство форм по причине подобия состава». И далее: «…соединения одинакового числа атомов, подобным образом расположенных, образуют тела тождественных кристаллических форм» . Чувствуется, что ученый находится в предощущении неких невыразимых откровений, мысль его стремится выйти за пределы возможностей человеческого разума. Недаром в это же время он пишет статьи о родстве естествознания и живописи. Недаром так внимательно рассматривает новые картины передвижников. Недаром готов ехать в любую сторону света.

Осенью 1877 года Менделеев снова отправляется в заграничную командировку — представителем Санкт-Петербургского университета на празднование четырехсотлетия университета Упсалы. Его приветствие шведским коллегам было встречено рукоплесканиями: «… Великая мысль легла четыре века тому назад в колыбель Упсальского университета. Упования Стен Туре (представителя влиятельного шведского дворянского рода, регента, а по сути правителя Швеции, формально находившейся в составе Кальмарской унии. — М. Б .) оправданны. Швеция покрылась народными школами, наука сделалась шведам любезна, имена Линнеев и Берцелиусов — слава человечества… Яркий свет Упсалы да светит и впредь на родном нам севере. От успехов науки крепнет братство университетов и народов…» Менделеев не просто ощутил уважение хозяев — он был буквально ими обласкан. Шведы знали и высоко ценили своего гостя. Профессор П. Т. Клеве, хорошо знакомый с исследованиями русских химиков, лично встретил Дмитрия Ивановича на вокзале и по университетской традиции отвез к себе домой, запретив даже думать о гостинице. Встречи с Менделеевым ждали не только шведские ученые, но и приехавшие на юбилей соседей норвежцы — термохимик Ю. Томсен, метеоролог Г. Мон, книгу которого он недавно отредактировал и прокомментировал, и физикохимик К. М. Гульберг, один из соавторов закона действия масс. Все, включая шведского короля, интересовались его работой и расспрашивали о России. Праздник продлился несколько дней, но связь Менделеева со шведскими коллегами на этом не прервалась. По удивительному стечению обстоятельств именно Упсальский университет сыграет неоценимую роль в становлении Периодического закона. В 1879 году тамошний профессор аналитической химии Ларе Фредерик Нильсон откроет новый элемент, скандий, а другой профессор-химик, добрый друг Менделеева П. Т. Клеве, тут же отметит идентичность скандия с экабором, чьи свойства были предсказаны автором Периодического закона. После этого новый элемент навсегда займет в таблице место, указанное Дмитрием Ивановичем.