Михаил Ульянов - Реальность и мечта

Среди ролей последнего времени также вспоминается старик из «Русской народной почты» Олега Багаева. Мне хотелось сыграть в этой пьесе, и в 2002 году моя мечта сбылась. Однако против ожидания работа оказалась вымученной и не дала мне удовлетворения. В старике, который возится в своей крохотной повседневности, которому средств едва хватает на дешевые котлетки, было что-то нечеловеческое, почти скотское. И оживить беспросветную тоску этой закатившейся жизни никак не удавалось. Тягость положения заключалась еще в том, что наша вахтанговская школа, которой я предан всецело, весела и размашиста. Словом, наш теплый и солнечный театр помогает человеку жить, оставляет ему надежду, а тут получилась одна чернуха. Не скажу, что в этом лишь время виновато, плодящее таких ущербных персонажей. К сожалению, бывают виноваты еще и художники — вот и я отчасти грешен, — которые в произведениях искусства порой тиражируют подобные явления. А не следовало бы. Если и следовало, то не так однобоко, не делая акцента на темных сторонах жизни, коль скоро у нее есть и светлые.

Думаю, наступает пора окончательно переломить тенденцию, которая уже лет пятнадцать диктует свои требования в большей степени кинематографу и в меньшей — театру. Вместо муссирования наших болячек, жалостливых стонов и разведения руками, мол, все плохо, поэтому ничего не поделаешь, пора нацелиться на созидание. Почему бы, в самом деле, вместо антикиллеров и подобных ему антигероев не поднять на щит героев настоящих: не обязательно людей труда, как это не раз делалась при Советах, но непременно людей позитивного мышления и действия. То есть тех, кто способен преодолеть трудности, пусть в малом, но дать импульс к развитию страны и общества, повлиять на воспитание молодых, возродить у стариков надежду на достойное продолжение в поколениях их начинаний. Есть ведь своя романтика в научных исследованиях, в спорте, в многообразии увлечений, в служении Родине и высоким идеалам, в экспедиционной практике, даже в предпринимательстве, в фермерстве и в том же производстве. И разнообразие человеческих чувств — непочатое поле для художника: любовь, которой пронизано все в мире, страстные мечты, благородные побуждения, преклонение перед божественным или природным. А сюжетов и тем для этого не занимать в обыденной жизни и в истории, в литературе и драматургии — с хлесткими противоречиями, иногда с комическими элементами или даже с трагическими развязками. Ах, как все это можно поставить… Ах, как все это можно сыграть!

Двадцать лет я возглавляю Театр имени Вахтангова, но рассказывать о себе как о художественном руководителе трудно. Поэтому хочу остановиться лишь на некоторых общих аспектах своей деятельности.

Когда мне предложили занять эту должность, я долго размышлял над этим, мне было нелегко, так как представлял себе ответственность, которую налагает этот пост, и испытывал вполне понятное чувство страха: справлюсь ли? Но все-таки согласился, потому что знал — «варяга» вахтанговцы не примут. Также, и это показал тогдашний опыт МХАТа, нельзя руководить театром коллегиально. Им может руководить только один человек. Только один человек может его поднять. И, взвесив все «за» и «против», я понадеялся, что мне все-таки удастся поддержать престиж и уровень нашего театра. Поэтому в должность я вступал, имея перед собой главную задачу — сохранить Вахтанговский театр, не дать его коллективу распасться на группки.

Для этого сформулировал три пункта своей программы. Во- первых, привлечение в театр известных режиссеров для постановки отдельных спектаклей. Во-вторых — опора на талантливую драматургию. И в-третьих, уже имея опыт театральной и кинорежиссуры, я дал слово сам спектакли не ставить, потому что знал: как только художественный руководитель начинает ставить спектакли, они сразу становятся доминантой репертуара. А настоящего режиссерского дара у меня нет. Если я где и понимаю, то лишь в актерстве.

За эти двадцать лет о нашем театре судили по-разному. В трудное десятилетие после перестройки одни говорили, что театр загублен, другие лишь сетовали, что потускнела его прежняя слава. Однако сначала мы выжили, когда вместе с развалом

СССР погибало многое из советского, а затем театр ожил и теперь активно развивается, и в этом я отчасти вижу свою заслугу.

Было время, когда мы в какой-то мере разделили судьбу всех театров: при резком падении идеологического пресса нас как будто поразила болезнь типа кессонной. Действительно, десятилетиями все было строго регламентировано, иногда лишь чуть-чуть ослабляли клапан и вдруг объявили полную свободу! Разве не резкая смена давления?.. И пришлось жить по-новому в непривычных для нас условиях рыночной экономики.

Большой бедой для театра обернулось разрушение эстетики ассоциативного искусства. Эзопов язык вдруг оказался ненужным в нашей стране. И «Брестский мир» Шатрова, который шел при аншлагах даже за границей, у нас стал идти при полупустых залах, и его пришлось убрать из репертуара. Прохладно воспринял зритель и остроактуальный по смыслу спектакль «Мартовские иды» по Уайлдеру.

Что говорить, если даже в «Таганке», где ставились яростные, гражданственные спектакли, все тоже стало «нормально-прохладно» от внезапно снизившегося внимания зрителей. И театр- борец Юрия Любимова словно приостановился в недоумении: с кем же бороться? На какой-то период и он потерял голос. Это странное время перемен потребовало от театров новых красок и слов. А находить их становилось все труднее.

Люди гораздо реже посещали театры, и не в последнюю очередь из-за недоступных для обнищавшего общества цен на билеты. Конечно, люди много теряли, но не меньше страдал и театр, лишенный общих со зрителем размышлений, переживаний, чувствований. Он просто не поспевал за жизнью, когда события камнепадом обрушивались на растерянных граждан России. Разве можно было их потрясти театральным действом, когда сама жизнь ежечасно удивляла и потрясала? Поэтому не один наш театр задержался на перепутье: какое теперь выбрать направление в своем творчестве, где искать точки соприкосновения со зрителями? А ведь не хотелось в погоне за ним идти на любые средства, терять лицо, опускаясь до уровня сферы обслуживания, а то и откровенного попустительства бескультурью. Но очень было огромное желание и в новых условиях сохранять в театре вечные ценности искусства!

А вокруг создавалось много коммерческих театров, которые жили и живут, по сути, ради рубля. По большому счету там не поставлено ни одного значительного спектакля, не воспитано ни одного актера. Потому что туда выгодно брать уже признанных профи, а те идут, потому что там хорошо платят! По-человечески их можно понять: кому не хочется заработать денег побольше и побыстрее. А известные актеры на одном месте долго задерживаться не могут, их ждут везде. Отсюда халтура, снижение уровня игры, удивление периферийного зрителя: куда подевался талантливый актер имярек? А он подвизался в какой-нибудь французской безделушке. В конце концов, такое было, есть и будет. И пусть будет, хотя бы для того, чтобы сохранялся серенький фон для резкой прорисовки на переднем плане настоящих театральных открытий!