Пу И - Последний император

Люди, окружавшие меня, не хотели рассказывать мне обо всем этом. Я лишь замечал, что как только речь заходила о Сюй Шичане, на лицах говорящих всегда появлялась надежда. Я помню, что с момента прихода к власти Сюй Шичана в Запретном городе вновь воцарилось оживление. Посыпались всякие посмертные титулы и разрешения въезжать во дворец верхом. Ко двору со всех сторон хлынули как истинные приверженцы монархии, так и люди, только называвшие себя таковыми. Что же касается хода переговоров с Сюй Шичаном, то мои наставники никогда об этом не говорили. Помню только, что однажды Чэнь Баошэнь с презрением сказал: "Сюй Шичан по-прежнему хочет стать князем-регентом. Это уж слишком! Достаточно с него титула гуна". В другой раз он сказал: "В прошлом он предлагал в императрицы дочь ханьского сановника. Что он при этом имел в виду? Что собой представляет Сюй Шичан, можно судить по тому, что он служит республике, начав карьеру старшим наставником при цинском дворе!"

Теперь в Запретном городе уже стали говорить о Сюй Шичане без прежней горячей доброжелательности. Спустя год после прихода к власти его собственное положение было далеко не блестящим. С расколом бэйянской клики на две группировки Сюй Шичан уже не мог диктовать свои условия как бэйянский лидер. И неудивительно, что у него начались трения с Дуань Цижуем. На следующий год произошло "всколыхнувшее весь Китай студенческое Движение 4 мая" [43] Движение 4 мая 1919 года — патриотическое антиимпериалистическое движение, начатое по инициативе пекинского студенчества в знак протеста против унизительных для Китая условий Версальского мирного договора. Движение быстро охватило все слои китайского общества во всех крупных городах страны. В нем впервые принял участие китайский пролетариат, выступивший под антиимпериалистическими и антимилитаристскими лозунгами. , и Сюй Шичану пришлось приложить все силы, чтобы удержаться у власти. Как ни велико было желание Сюй Шичана осуществить реставрацию, как ни надеялись при дворе на его верность цинскому двору, он был теперь бессилен.

И хотя разговоры о Сюй Шичане прекратились, малый двор в Запретном городе все же не терял надежды…

В то время я часто слышал от наставников и евнухов, что люди в деревнях обычно спрашивали: "Что с императором Сюаньтуном? Кто сейчас сидит на троне? Если на троне настоящий дракон, наступят ли в Поднебесной мир и спокойствие?" Мой английский наставник, ссылаясь на какую-то статью из журнала, говорил, что даже самые ярые противники монархии разочаровались в республике. Казалось, что и они изменили свои взгляды. На самом же деле люди твердили о "прежней Цин" лишь потому, что люто ненавидели милитаристов, принесших им одни беды и несчастья. Мои же наставники считали все эти проявления недовольства достаточным доказательством того, что в стране мечтают о старых порядках. Это недовольство пытались использовать и в отношении моей особы.

Однако и в последний период "эры" Сюй Шичана можно было частенько увидеть людей, "заболевших" монархией. Некий торговец Ван Цзючэн, разбогатев на доставках военной амуниции чжилийской группировке, загорелся желанием получить титул, разрешающий носить желтую куртку. Это стоило ему немало времени и денег. Евнухи за глаза дразнили его "мотом". В канун Нового года он каким-то образом умудрялся пристроиться к сановникам, подносил мне подарки и отбивал поклоны. Евнухи особенно любили его, так как в каждый свой приход этот торговец приносил с собой много денег, и тут уж перепадало всем: и тому, кто показывал ему дорогу или докладывал о нем, и тому, кто приподнимал полог на дверях, наливал чай или просто от нечего делать подходил к нему поговорить. А уж о деньгах, истраченных именно там, где надо, нечего было и говорить. В конце концов этот Ван Цзючэн действительно достиг своей цели и получил почетное звание, разрешавшее носить желтую куртку.

В те дни многие ежедневно прибегали в Запретный город или присылали прошения все с той же целью получить желтую куртку, чтобы при составлении в будущем родословной семьи написать чиновничий титул Цинской династии, а после смерти иметь посмертный титул. Некий Лян Цзюйчуань, по прозвищу Сумасшедший Лян, даже бросился в пруд, променяв таким образом свою жизнь и намокшее от воды прошение на посмертный титул "честный и прямой". Позднее просителей стало слишком много, и, чтобы не подорвать престиж малого двора, было решено ограничить число награждаемых. Еще строже были ограничения для желавших получить разрешение въезжать во дворец верхом, на носилках и на распределение написанных мной новогодних парных надписей и свитков. Не только князья и сановники, но и республиканские генералы в те времена считали за высокую честь получить одно из почетных званий, тем более что добиться их стало действительно трудно. Сравнительно низкие чины или те, кто не имел "особых перспектив" в ближайшем будущем или таких денег, как Ван Цзючэн, хотя и не могли войти в Запретный город, например купцы и шэньши [44] Шэньши — образованная прослойка китайских феодалов-помещиков, из представителей которой рекрутировались кадры бюрократического аппарата и местных органов власти. , но тоже не оставляли своих намерений. Они просили людей, служивших в прошлом во дворце, сделать надгробную надпись или надпись на табличках духов на могилах умерших предков или быть почетным гостем на свадьбе дочери или сына. В то время некоторые так называемые новые литераторы, такие как Ху Ши, Цзян Канху и другие, нередко поступали так же. О докторе наук Ху Ши, проповедовавшем распространение байхуа [45] Литература на байхуа получила широкое распространение после Движения 4 мая 1919 года, когда в знак протеста против архаичного литературного языка преподаватели и студенты Пекина стали писать на простом, понятном на слух языке байхуа. , я узнал в пятнадцать лет из разговоров с Джонстоном. У меня появилось желание посмотреть на этого человека. Как-то из простого любопытства я позвонил ему по телефону и пригласил к себе. Вопреки моему ожиданию он пришел. Об этой встрече я расскажу немного позже. Здесь же я хочу только подчеркнуть, что, как явствует из письма Ху Ши к Джонстону, после этой короткой и незначительной встречи у этого "иностранного" доктора, оказывается, были те же мысли, что и у приверженцев монархии. Вот отрывок из этого письма:

"Не могу не признаться, что был глубоко тронут встречей. Я видел последнего императора своей страны, последнего представителя великих монархов".

Куда более важной для Запретного города была моральная поддержка иностранцев. О ней в свое время немало рассказывал мне Джонстон. По его словам, очень многие иностранцы считали, что реставрация монархии — мечта рядовых китайцев. Джонстон тогда приносил мне иностранные газеты и рассказывал, о чем они пишут. Таким же образом я узнал и о передовой, озаглавленной "Происходит ли еще одна реставрация?", опубликованной 19 сентября 1919 года в тяньцзиньской газете на английском языке "Норз чайна дейли ньюс".