Пу И - Последний император

Недалеко от ворот в другом автомобиле нас уже поджидал Ёсида. Как только мы выехали из ворот, его автомобиль пристроился нам в хвост.

Это как раз был третий день тяньцзиньских событий. Все улицы на территории японской концессии и в прилегающих китайских кварталах были перекрыты. Возникли ли беспорядки случайно, или их организовали преднамеренно, сказать не берусь, но все это создало благоприятную обстановку для моего побега. В то время ни одна китайская машина не могла проехать по улице без того, чтобы ее не остановили на перекрестке перед проволочными заграждениями. Японские солдаты задерживали и нашу машину, но достаточно было сказать Ёсиде несколько слов, чтобы нас немедленно пропускали. И хотя наш шофер оказался ужасным (выехав из ворот, мы тут же врезались в телеграфный столб, отчего я сильно ударился головой о крышку багажника, да и в пути меня здорово трясло), мы все же в конце концов благополучно добрались до условленного места — японского ресторана.

Когда машина остановилась, Ци Цзичжун сразу же отослал водителя. К машине подошел Ёсида, поднял крышку багажника, помог мне выбраться, и мы вместе вошли в ресторан, где меня уже ожидал японский офицер — капитан Магата. Он вытащил японскую военную шинель и фуражку и помог мне быстро переодеться. Магата сел вместе со мной, а Ёсида — в японскую военную машину, которая беспрепятственно помчалась по набережной реки Байхэ прямо в порт. Когда машина остановилась, Ёси-Да и капитан Магата помогли мне выйти.

— Не бойтесь, это английская концессия, — сказал мне тихо Ёсида.

Мы быстро прошли несколько десятков метров по асфальтированному причалу и вдруг увидели пароходик с погашенными огнями. Я вошел в каюту, где сидели в ожидании меня, как это было условлено, Чжэн Сяосюй и Чжэн Чуй. На душе сразу же стало немного спокойней. Здесь же находились еше три японца — Каеисуми, Кудо Тэцусабуро, служивший раньше у монгольского князя Шэн Юня, и Отани, происхождение которого я забыл От капитана парохода я узнал, что на борту находилось еще около десятка японских солдат, на которых была возложена охрана. Пароход назывался "Хидзияма мару", он принадлежал транспортному отделу японского штаба. На этот раз — ввиду необходимости особой "перевозки" — на палубе были навалены мешки с песком и установлены стальные листы брони. Через двадцать лет в японском журнале "Бунгэй сюндзю" я прочел воспоминания Кудо Тэцусабуро, который писал, что на пароходе была спрятана большая бочка с бензином. Предполагалось, что если побег не удастся и нас начнут преследовать китайские войска, японские солдаты подожгут пароход, чтобы уничтожить и нас, свидетелей, и сам пароход. В то время я сидел примерно в трех метрах от этой бочки и считал, что с каждой минутой приближаюсь к счастью!

Ёсида и Магата сошли на берег, и пароход отошел от причала. Зажгли электричество. В окне виднелась ночная панорама реки Байхэ. Меня охватило волнение. Раньше я несколько раз днем бывал на реке Байхэ; еще тогда я мечтал, что она станет тем путем, по которому я отправлюсь за океан в поисках помощи для реставрации. И вот теперь я в самом деле плыл по этой реке и, забыв обо всем на свете, не находил слов, чтобы выразить свой восторг.

Но моя радость оказалась слишком преждевременной. Когда Чжэн Чуй сказал: "Территорию иностранных концессий мы прошли, впереди китайские воды. Возможно, встретим китайскую охрану", сердце мое ушло в пятки. Я взглянул на Чжэн Сяосюя, его сына и японцев. Лица их были напряжены, они молчали. Так в молчании мы плыли часа два. Вдруг с берега донесся крик: "Стоп!"

От страха я словно прирос к месту. Японские солдаты высыпали на палубу. Послышался топот ботинок и отрывистые слова команды. Я посмотрел в окно и увидел, что за каждым мешком лежал японский солдат с винтовкой на изготовку. Пароход замедлил ход и как будто стал приближаться к берегу. Но не успел я понять, что произошло, как внезапно погас свет и с берега раздались выстрелы. Почти одновременно загрохотали двигатели, и пароход стал быстро набирать скорость. Крики и выстрелы на берегу постепенно отдалялись. Оказывается, японцы заранее были готовы к такому обороту дел. Сначала они сделали вид, что подчинились приказу, а затем, воспользовавшись тем, что на берегу не ожидали от них такого маневра, внезапно исчезли.

Через некоторое время загорелся свет, и в каюте снова стало оживленно. В полночь мы добрались до устья реки Дагу. В ожидании торгового судна "Авадзи мару", которое должно было встретить нас, японские солдаты достали сало, соленую капусту и японскую водку — сакэ. Чжэн Сяосюй оживился и принялся рассуждать о том, что у Китая и Японии одинаковая письменность, что они люди одной расы и т. д. Наши "приключения" он представил как часть "героической миссии". Он чокался с японскими солдатами, ему хотелось говорить стихами, и он принялся скандировать:

— Два императора на одном материке хотят уважать друг друга. Семь спутников на одном корабле вместе обсуждают важные дела. Воля людей сильнее Неба. Это не пустые слова. Факты у нас перед глазами.

Радость Чжэн Сяосюя можно объяснить не только тем, что он в этот вечер оказался победителем, но и другими причинами. А именно тем, что он, невзирая на внешние трения и разногласия между японскими военными и политическими кругами, раньше, чем кто-либо другой, смог понять, что они действуют заодно. 13 ноября, на следующий день после моей встречи с Доихарой, в его дневнике появилась такая запись: "Чжэн Чуй был у японского консула, который сказал ему: "Доихара в этот раз приехал специально пригласить императора в Фэнтянь"". После Второй мировой войны в архиве Министерства иностранных дел Японии был обнаружен черновик секретной телеграммы, которую 6 ноября японский министр иностранных дел посылал в Тяньцзинь генеральному консулу Кувадзиме. Эта телеграмма проливает свет на историю переправы через Байхэ.

"Относительно движения в поддержку императора Сюаньтуна. Мы считали, что изменение ограничения свободы императоpa может неблагоприятно сказаться на нашей внутренней и внешней политике. По этому вопросу в Министерстве иностранных дел состоялся обмен мнениями. Поскольку в Маньчжурии началось всеобщее движение в поддержку императора, все это может затруднить проведение нашей государственной политики. Кроме того, императору необходима охрана, и на этот счет мы уже дали соответствующие распоряжения. Министерство иностранных дел считает, что политическая ситуация в Маньчжурии несколько стабилизировалась и что наблюдается общее стремление жителей трех северо-восточных провинций оказать поддержку императору. Если это не отразится отрицательно на проведении нашей политики, то нужно все предоставить естественному ходу событий".