Бернард Монтгомери - Мемуары фельдмаршала

28 апреля мой штаб перебрался в Саутуик-Хаус в районе Портсмута, он должен был стать нашим оперативным штабом в день высадки. Моя столовая разместилась рядом, в Брумфилд-Хаус.

В течение апреля я давал последние тактические наставления двум армиям, которым предстояло высаживаться в Нормандии. 14 апреля я написал следующее:

«1. Во время операции «Оверлорд» неопределенным фактором является скорость, с которой противник сможет сосредоточить напротив нас для контратаки свои моторизованные и бронетанковые дивизии. Мы должны внимательно наблюдать за ситуацией и не растягивать основные силы так, что они не смогут выстоять против решительной контратаки; с другой стороны, захватив инициативу с начала высадки, необходимо ее удерживать. 2. Лучшим способом противодействовать сосредоточению и сопротивлению противника будут достаточно мощные танковые удары во второй половине дня высадки. [252] Если две танковые бригадные группы будут выдвинуты вперед на фронтах обеих армий в тщательно выбранные районы, противнику окажется весьма затруднительно препятствовать наращиванию наших сил; из занятых таким образом районов дозоры и разведка будут продвигаться вперед, это замедлит продвижение противника к нашему оперативному плацдарму. В результате такой наступательной тактики мы сохраним инициативу и посеем тревогу в сознании врага. 3. Для достижения успеха такая тактика должна применяться в день высадки; ждать до следующего дня — значит потерять благоприятную возможность и инициативу. Бронетанковые части и бригады нужно сосредоточить настолько быстро, насколько будет позволять ситуация сразу же после высадки в первый день; может быть, это окажется нелегко, но планы для этого сосредоточения должны быть подготовлены, и приложены все усилия для того, чтобы их выполнить; тут потребуются быстрота и решительность, и танки должны пробиваться в глубь страны. 4. Результатом этой тактики явится создание надежных баз далеко впереди наших основных сил; если места их расположения будут тщательно выбраны, противник не сможет их обойти. Я готов пойти почти на любой риск, чтобы вести эту тактику. Рискну даже полностью потерять танковые бригадные группы — что в любом случае невозможно; времени, на которое они задержат противника, чтобы он смог их уничтожить, будет вполне достаточно, чтобы наши силы продвинулись вглубь и перегруппировались для мощного наступления. И когда основные силы будут продвигаться вперед, их задача значительно упростится тем, что бронетанковые подразделения будут твердо держаться впереди в важных районах. 5. Командующим армиями обдумать проблему в свете вышесказанного и сообщить мне о своих планах проведения этой тактики».

Копию написанного я отослал премьер-министру. Вот его ответ:

«Насколько могу судить, именно в этом духе нужно проводить операцию, и хочу, чтобы подобная тактика была испытана при высадке наших войск в Анцио». [253]

В мае я часто беседовал с Биллом Уильямсом, он стал бригадным генералом и возглавлял мой отдел разведки. В феврале Роммель принял командование над прибрежными секторами между Голландией и Луарой. С его появлением на побережьях стали появляться всевозможные заграждения, было ясно, что он намеревался не допустить никакого вторжения и разбить нас на побережье. Уильямс мастерски просеивал получаемые сведения, отбрасывал незначительные и в конце концов представлял мне продуманную картину намерений противника. Он считал, что Роммель будет стараться разбить нас на побережье и мы должны подготовиться к упорному сопротивлению в лесистой местности при продвижении во внутреннюю территорию Франции. Если Роммелю не удастся «распрощаться» с нами на берегу, он постарается «блокировать» нас в лесах. Я строил свои планы исходя из этого.

15 мая штаб Верховного главнокомандования устроил последнее представление наших совместных планов. Состоялось оно в школе Святого Павла, на нем присутствовали король, премьер-министр, генерал Смэтс и британские начальники штабов.

Эйзенхауэр на протяжении всего дня был превосходен; говорил очень мало, но то, что сказал, было весьма разумно. Перед уходом выступил король; он произнес импровизированную речь, краткую и блестящую. В конце дня выступили Смэтс и в заключение премьер-министр. В общем, то был замечательный день.

Вскоре после этого окончательного просмотра планов Смэтс пригласил меня пообедать с ним в Лондоне. У нас состоялся очень интересный разговор.

Писали, что незадолго до дня высадки я поссорился с премьер-министром и даже угрожал подать в отставку. Это неправда. Хочу изложить ту историю правдиво. Дело было так.

С приближением начала операции премьер-министр усомнился, что у нас нужное соотношение между численностью войск и количеством транспортных средств для высадки первого десанта на побережье Нормандии. Он полагал, что у нас недостаточно солдат и слишком много грузовиков, подвижных радиостанций и т. д. Объявил, что приедет в мой штаб возле Портсмута [254] и разберется в этом вопросе с моими старшими штабными офицерами. Получив это сообщение, я пригласил его встретиться с ними за ужином.

Премьер-министр приехал 19 мая. Снимок, помещенный среди иллюстраций в этой книге под номером 36, сделали по его прибытии. Перед встречей с остальными я пригласил мистера Черчилля для недолгого разговора в свой кабинет. И, усадив его удобно, заговорил:

— Насколько я понимаю, сэр, вы хотите обсудить с моим штабом соотношение количества солдат и транспортных средств в первом десанте. Дозволить этого я не могу. Мой штаб дает мне рекомендации, и я принимаю окончательное решение; потом его члены выполняют мои приказания.

Окончательное решение принято. В любом случае я не мог бы вам позволить беспокоить в такое время членов моего штаба и, возможно, поколебать их уверенность во мне. Они проделали огромную работу для подготовки вторжения; работа эта уже почти завершена, и по всей Англии войска начинают отправляться к районам сосредоточения перед погрузкой на суда. Можете спорить со мной, но не с членами моего штаба. В любом случае менять что-то уже поздно. Я считаю, что все сделано правильно; это будет доказано в день высадки. Если вы думаете иначе, это может означать только, что вы утратили доверие ко мне.

После этого наступило неловкое молчание. Премьер-министр ответил не сразу, и я подумал, что мне лучше всего сделать ход! Встав, я сказал, что, если он перейдет в соседнюю комнату, я с удовольствием представлю его членам моего штаба. Премьер-министр повел себя великолепно.

С насмешливым огоньком в глазах он ответил:

— Мне не дозволено обсуждать что бы то ни было с вашими джентльменами.