Владимир Коваленок - Родина крылья дала

Да, большую ошибку сделал я, не записав в свое время эти рассказы. Ведь сколько интересного и ценного для истории унес с собой солдат революции, мой сосед дед Артем.

…Чем ближе подъезжал я к Ленинграду, тем сильнее начинал волноваться. Только сейчас я обратил внимание, что мой фанерный сундучок совсем не смотрится рядом с настоящими чемоданами, перехваченными кожаными ремнями. Да и костюмчик мой коричневый слишком потертый, поношенный. Два года не снимал его с плеч.

Приехал в Ленинград, нашел академию. Абитуриентов было много. Жили мы в спортзале, спали на солдатских койках, которые стояли в три яруса. Мне как раз выпало спать на третьем. Экзамены сдавал успешно. Серебряная медаль придавала мне уверенность. Нашел даже время посмотреть город. Первым делом нужно было выполнить просьбу деда Артема. Оказалось, что Аничков мост и тот самый всадник, спасший деда от пуль, — рядом с нашим общежитием. Я потом много раз стоял возле упавшего всадника, пытаясь представить, как отбивался раненый красногвардеец Артем Зуенок из деревни Белое от наседавших юнкеров. Побывал и в Зимнем. Дед Артем очень переживал, что их отряд не участвовал в штурме, но о Зимнем говорил часто. Кое-кто из стариков не верил деду, подшучивал над ним. Но я лично убедился, что Зуенок Артем Карпович здесь бывал и на самом деле нес караульную службу. Память деда Артема настолько хорошо сохранила подробности, связанные с Зимним дворцом, что, вспоминая его рассказы, я находил нужные переходы и залы.

Медицинская комиссия определила меня годным в подводники. Физику сдал на тройку. До сих пор не могу понять, как это получилось. Единственный в моей жизни «трояк» за все время учебы — и в Балашовском летном училище, и в Военно-воздушной академии им. Ю.А. Гагарина, и в Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил СССР им. К.Е. Ворошилова.

Не ответил на вопрос: чем отличается электродвижущая сила от самоиндукции? Вопрос настолько обескуражил меня, что, все понимая, я так и не смог ничего сказать. В итоге — «трояк». Но необходимое количество баллов я тогда все же набрал…

Пришел с мандатной комиссии, стал наводить порядок в своем чемоданчике. Мой дорогой талисман, «летчицкую шапку», увидел фельдшер, сержант, который приехал из Балашова.

— Зачем возишь с собой?— серьезно спросил меня.

— Летчиком хотел стать. Да вот…

— А в чем же дело? Езжай в Балашовское училище. С этого года оно начнет готовить летчиков-инженеров. Будешь летать на современных транспортных самолетах. Я ведь слыхал — ты все время по ночам вздыхаешь! Значит, есть сомнения в выборе пути…

Мне всю жизнь везло на добрых людей. Такими были мои учителя. Таким оказался и этот сержант.

Балашовское летное училище, как я узнал от него, было создано в тридцатые годы и называлось 3-й объединенной авиационной школой пилотов и авиационных техников. Накануне Великой Отечественной, в 1939 году, она стала Балашовской военной школой пилотов. Балашовцы внесли немалый вклад в Победу: 112 выпускникам присвоено звание Героя Советского Союза. Среди дважды Героев Советского Союза прославленные С.И. Кретов, Е.М. Кунгурцев, А.Н. Прохоров. Многие балашовцы повторили подвиг Гастелло. В ту ночь я не заснул до утра. Хотелось быть и летчиком и врачом одновременно. В конце концов, выбор был сделан: еду в Балашов.

Председатель приемной комиссии академии генерал-майор медицинской службы Максименков долго не мог понять, почему я, деревенский парень, поступив со школьной скамьи сразу в академию, вдруг решаюсь на такой шаг. Поделился с ним, краснея от смущения, своими самыми сокровенными мыслями. Генерал долго молчал, ходил по кабинету. Я сидел, опустив глаза. И вдруг руки генерала легли мне на плечи, потом прошлись по вихрам. Впервые почувствовал я нежность и доброту мужской руки, которая коснулась моей головы, погладила волосы.

Теперь могу предположить, что тогда генерал-майор Максименков уже знал о медицинском отборе летчиков в космонавты, знал, что в стране идет подготовка к первому полету человека в космос. До полета Гагарина оставалось совсем немного: один год, восемь месяцев и семнадцать дней.

Наконец генерал-майор поднял глаза, и я услыхал совсем неожиданное: «Я понял тебя, сынок. В нарушение всех инструкций выписываю проездные прямо до Балашова. Поскольку документы твои оформлены на академию, то в предписании я так и напишу: зачислен в академию, но учиться не стал из-за сильного желания поступить в Балашовское училище и стать, напишу пока, летчиком».

Не мог я тогда представить, что эта запись окажет влияние на всю мою судьбу.

Вместе с предписанием выдали мне немного денег, которые очень пригодились — в Москве проблема с билетами решалась четверо суток.

Наконец — балашовский вокзал, где нас, несколько человек, встретил офицер. Переписав фамилии, построил прямо на перроне, и я впервые услышал военные команды:

— Равняйсь! Смирно! Шагом марш!

Утром этот же офицер — капитан Абов — зачислил меня в 26 группу. И сразу же, буквально через несколько минут, группа была построена и отправлена на экзамен по письменной математике. Бывает и такое в нашей жизни.

Шли пятые сутки. На довольствие нас еще не поставили. От голода кружилась голова и подташнивало, от жары и слабости по лицу тек пот. Деревенская стеснительность не позволила мне попросить у кого-нибудь перекусить. А тут еще — экзамен.

Условия задачи начинались обычно: «Из пункта А в пункт Б вышел поезд…» Дальше я представил поезд, в котором приехал в Балашов: Москва — Камышин, услышал мерный вагонный перестук и… заснул. Снилось мне, что лежу на третьей полке, а внизу — стол с различной едой. Ребята, с которыми ехал, подают мне куски сала с хлебом, мясо, печенье, лимонад… А вот я уже дома, вот взлетаю на самолете с летчиками, которые увидели меня, когда я бежал за ними в «летчицкой шапке».

Видимо, это был единственный случай, когда абитуриент заснул на экзамене. Но такое, признаюсь, случилось!..

Экзаменатор подошел ко мне, спящему, взял за шиворот и вывел в коридор. Трудно сказать сейчас, долго ли я приходил в себя, но, осознав происшедшее, понял трагизм своего положения: вот тебе и академия, вот тебе и летчик, вот тебе и полеты на спутниках.

Я разозлился: разве ж так можно?! Стал спрашивать офицеров, кто в училище ведает вопросами поступления. Мне назвали полковника Владимирова. И показали его кабинет.

— Вас что здесь интересует, молодой человек? — спросил невысокого роста полковник, когда я вошел в кабинет.

Как мне теперь представляется, мой ответ был достаточно глупым.

— Ищу умных людей, — пробормотал я.

Мой ответ рассмешил полковника.

— Тогда по адресу. Слушаю.

Рассказ был долгим. Про Ленинград, поезд, приезд, про сон на экзамене от голода.