Владимир Коваленок - Родина крылья дала

— Будем отправлять кровь на анализ с экспедициями посещения.

— Это почти пять месяцев…

— За работой они пролетят быстро.

— Я тоже так думаю, программа насыщенная.

Вышел из кабинета, почувствовал, что легче как-то стало. Отчего? Почувствовал в разговоре с Георгием Тимофеевичем высокое профессиональное доверие. Доверие без громких слов, без заверений. Это было весной, ранней весной накануне нашего с Иванченковым полета.

Перемену в настроении заметила и моя Нина. Она поверила в меня сразу. Переживала, поддерживала, но ни разу не заводила разговора о моем очередном полете. Даже когда я вернулся с дублирования Юрия Романенко и готовился стать командиром основного экипажа. Жены космонавтов переживают много. Переживают во время подготовки, во время полета, после полета. Эти чувства понятны только им одним.

В начале мая наш экипаж пригласил к себе Генеральный конструктор. Приглашение было неожиданным, пришлось вносить коррективы в расписание нашей подготовки и даже отменить тренировки.

Генеральный приглашал по одному. Саша Иванченков остался в приемной. В кабинете пошел разговор о готовности к полету. Я докладывал о проделанной работе. Неожиданно Генеральный встал, подошел ко мне вплотную и, глядя прямо в глаза, спросил:

— А не стоит ли нам подумать, чтобы снова объединить вас в один экипаж с Валерием Рюминым?

Всего ожидал, только не этого вопроса. Я стоял перед Генеральным и пытался понять: зачем он это спрашивает. Никогда я не чувствовал физической боли от слов, а эти — ударили, обожгли. До полета немногим более месяца. Мы с Иванченковым сработались, настроились. Нет! Но ведь Валерий Рюмин — лучший друг. Мы дня не можем прожить, чтобы не встретиться, не поговорить, не поинтересоваться, как идет подготовка к полету. И вот предложение — снова работать с ним.

Александр Иванченков… Он никогда не мог пройти спокойно мимо Юрия Романенко. Сколько они готовились вместе по программе «Союз — Аполлон»…

А глаза Генерального требовали ответа. И я сказал:

— Хочу и дальше готовиться с Александром Иванченковым. Мы сработались, подружились. Он работящий и надежный парень. С Валерием готов хоть на край света, но на этот полет — только с Иванченковым. Это много значит, когда настроишься…

Мне было предложено подождать в приемной, а в кабинет пригласили Сашу, Александра Сергеевича Иванченкова.

Минуты ожидания казались вечностью. Саша вышел, как всегда, серьезный, сосредоточенный. Молча прошли к машине, молча ехали в Звездный.

Я перебирал варианты: может, Саша дальше будет готовиться с Юрием Романенко?.. Но ведь тот только что вернулся с 96-суточного полета.

Остановились у тренажерного корпуса. Саша вместе со своим тренировочным костюмом прихватил и мой.

— Какая у нас сейчас тренировка, Володя, — по сближению или по спуску на дублирующем двигателе? — то ли серьезно, то ли умышленно спросил он.

Я никогда не интересовался, какие вопросы Генеральный задавал Саше, о чем они говорили. Знаю только — мы остались в одном экипаже.

Подготовка к 140-суточному полету не представляла, на первый взгляд, особой сложности. Накопленный специалистами Центра подготовки космонавтов имени Юрия Алексеевича Гагарина опыт позволял готовиться спокойно и ритмично. Однако по мере приближения даты старта мы все острее стали ощущать ложившуюся на нас ответственность за выполнение программы полета. Она была довольно сложной.

Первой и основной особенностью нашего полета была его продолжительность. До нас в космосе работали Юрий Романенко и Георгий Гречко, установившие 96-суточным полетом рекорд продолжительности. Мы уходили на 140 суток. Однако не это волновало ученых. Проблема была в переходе 120-суточного рубежа. Оказывается, полный цикл смены эритроцитов — красных кровяных телец — у человека равняется 120 суткам. Пожив в космосе, то есть в новых физических условиях, больше этого срока, мы возвращались на Землю с эритроцитами, рожденными в невесомости. Будут ли они выполнять свои функции на Земле? Этот вопрос волновал всех. Но особую озабоченность он вызывал у академика Олега Георгиевича Газенко, ответственного за всю медико-биологическую программу космических исследований. Он с нами встречался часто, обсуждал эту проблему, советовался.

Нашей, основной, экспедиции предстояло встретить на орбите две международные. Первая из них в составе Петра Климука и первого космонавта Польши Мирослава Гермашевского прибывала к нам через две недели после стыковки со станцией «Салют-6». Вторая международная в составе Валерия Быковского и космонавта ГДР Зигмунда Иена — в конце августа. Их посадка планировалась на 3 сентября. Было решено, что в день посадки наших друзей мы с Александром Иванченковым отправим на Землю свою кровь, там ее тщательнейшим образом изучат ученые и примут решение: продолжать полет до 140 суток или нет. Как теперь уже известно, мы проработали 140 суток.

Рождалось новое направление — космическая технология. Нашему экипажу выпала историческая миссия — получить первые в мире кристаллы, выращенные в невесомости. Специалисты Всесоюзного научно-исследовательского института рыболовства и океанологии обратились с просьбой выяснить, можно ли визуально определить из космоса биопродуктивные зоны в Мировом океане? Биопродуктивные зоны — это места скопления фито- и зоопланктона, являющегося кормовой базой для промысловых морских организмов. От работы в космосе ждали конкретной и ощутимой отдачи, в том числе помощи в увеличении добычи продуктов питания из недр океанов.

Свою заинтересованность проявили геологи, работники сельского хозяйства, гляциологи, гидрологи, метеорологи. К нашему полету ученые научно-производственного объединения «Природа», возглавляемые Юрием Павловичем Киенко, большим энтузиастом использования результатов космических исследований в интересах народного хозяйства, подготовили обширную программу, объединенную единой целью — исследованием природных ресурсов Земли.

Не остались в стороне и астрофизики. Бортовой субмиллиметровый телескоп с диаметром зеркала 1,5 метра должен был регистрировать излучение звездных источников в инфракрасном, ультрафиолетовом и субмиллиметровом диапазонах.

Биологи подготовили несколько десятков исследовательских экспериментов с высшими растениями, микроорганизмами, насекомыми, обитателями водной среды, органическими веществами. Часть экспериментов предлагалось провести в открытом космосе. Туда же предложили перенести свои исследования и создатели космической техники. Надо было определить длительное влияние космоса на композиционные материалы, чтобы знать перспективы дальнейшего строительства космических сооружений.