Владимир Коваленок - Родина крылья дала

Исследователи верхней атмосферы разработали программу наблюдений за полярными сияниями, серебристыми облаками, эмиссионным свечением, зодиакальным светом и т.д.

Программа нашей работы была подготовлена на основании глубочайшего анализа предыдущих космических полетов. Каждый экипаж привозил что-то новое, интересное. Подолгу мы засиживались с Виталием Севастьяновым, Георгием Гречко, Юрием Артюхиным, Юрием Глазковым, Алексеем Губаревым. Это был процесс накопления знаний, передачи опыта.

Вспоминается случай, который произошел во время нашего спуска с Валерием Рюминым. От оператора связи Центра управления полетом получили все данные на посадку. Посадка, а вернее процесс спуска с орбиты — довольно волнующий момент для каждого, кто возвращается из космоса. Баллистическая группа на Земле рассчитывает все данные. По ним спускаемый аппарат приземлится в заданном районе, там, где его ждут специалисты поисково-спасательной службы. Доводится время включения двигателей установки на торможение, продолжительность ее работы. Это необходимо для схода корабля с орбиты и придания ему направления движения к Земле. Экипаж включает двигатель, предварительно проведя ориентацию корабля на торможение. На орбите мы летаем с первой космической скоростью равной в среднем 7,8 км/сек. Стоит двигательной установке погасить скорость на сто с лишним метров, как она становится меньше первой космической и корабль устремляется к Земле. Дальнейшее торможение происходит по мере входа в плотные слои атмосферы. На высоте около десяти километров вводится в действие парашютная система, которая обеспечивает не только плавное снижение, но и дальнейшее торможение скорости полета.

Нам с Валерием Рюминым было сообщено время ввода основной парашютной системы — 6 часов 8 минут и 12 секунд. Мы приготовились к вводу парашюта в действие. Ввод сопровождается отстрелом крышки люка парашютного контейнера, резкими перегрузками и сильным раскачиванием спускаемого аппарата. Однако в назначенное время ввода не последовало. Мы начали испытывать, мягко говоря, определенное волнение. Автоматикой спуска предусмотрено введение в действие запасного парашюта через 50 секунд. За это время спускаемый аппарат снижается до высоты около четырех с половиной километров. Стали ждать ввода запасного. Но и через 50 секунд парашют не раскрылся. Теперь мы уже испытывали не волнение, а то, не знаю, как назвать, чувство, которое появляется у каждого человека при ощущении приближения неотвратимого… И в этот напряженный момент заговорил Валерий:

— Видимо, произошла ошибка с выдачей времени ввода парашюта. Помнишь, Георгий Гречко говорил, что перед вводом парашюта аппарат трясет, как телегу на булыжной мостовой, а мы еще этого не чувствовали…

На самом деле так и было. Вскоре мы ощутили тряску, а потом ввелся основной парашют. Часы показывали 6 часов 12 минут 8 секунд. Оператор связи перепутал местами минуты с секундами при передаче. Ошибка незначительная, но нам эти минуты ожидания стоили слишком много.

Самым волнующим моментом нашей программы был выход в открытый космос. На сорок пятые сутки полета мы должны были снять научное оборудование с наружных конструкций станции и установить новое. Интерес к нашему выходу был большим, и мы готовились к нему самым тщательным образом.

Работа предстояла сложная, многоплановая. Мы должны были дважды дозаправить станцию компонентами топлива. Процесс этот технологически тонкий. Помимо отличного знания системы дозаправки требовалось приобрести устойчивые практические навыки в работе по управлению автоматикой дозаправки, по контролю за ходом процесса. Все это возлагалось на экипаж из двух человек — командира и бортинженера. Готовились ко всем видам работ вместе, так как в любую секунду должны были заменить друг друга, проконтролировать.

На время совместной работы с экспедициями посещения я был назначен командиром объединенной экспедиции и отвечал за выполнение программы работы в целом. С экспедициями посещения тренировались вместе на тренажерах, отрабатывали телевизионные репортажи. После каждой встречи с международным экипажем мне предстояло обратиться к руководителям партий и правительств двух стран и доложить о начале совместной работы на орбите.

Оставаясь наедине с собою, все чаще и чаще я задумывался об ответственности, которая вставала перед экипажем. Ответственность эта была не только перед создателями космической техники и специалистами Центра подготовки космонавтов. Это была ответственность перед народами, партиями, государствами. Осмысливание предстоящего полета шло на фоне неудачи полета на «Союзе-25». Работающие рядом отмечали, что озабоченность и беспощадная требовательность к качеству подготовки отличали наш экипаж. Безусловно, многие меня спрашивали, а не боюсь ли я повторной неудачи? Отвечать на такой вопрос было очень трудно. Боялся ли я неудачи? Разумеется — боялся. На новом и неизведанном пути они могут возникать неожиданно и оттуда, откуда их не ждешь. Именно поэтому с Александром Иванченковым мы не знали и минуты покоя. Анализировали каждый час полета, изучали хронику отказов техники, нештатные ситуации и своих предшественников, ошибки, допускаемые нами во время тренировок. Поэтому была не боязнь неизвестности. Это было чувство высокой ответственности за порученное дело. С детства, со школьной скамьи я взял за правило, за норму жизни любое порученное дело исполнять по самым высоким меркам. Летая командиром корабля в военно-транспортной авиации, так же готовился к каждому полетному заданию, требовал аналогичного отношения к делу и от подчиненных.

Экипаж Владимира Ляхова и Валерия Рюмина — наших дублеров — готовился тоже добротно, основательно. Мы довольно часто собирались вместе и обсуждали проблемные вопросы предстоящего полета. Валерий всячески помогал нам с Сашей Иванченковым. Довольно часто он по нашей просьбе оставался в конструкторском бюро для выяснения возникших вопросов. Это были взаимоотношения друзей, коллег, единомышленников и в то же время — соперников. Мы значились в первом экипаже, а они — во втором. Нам еще предстояло сдать межведомственной комиссии экзамены по знанию космической техники, программы полета, действий экипажа на всех этапах в штатном полете и при возникновении аварийных ситуаций. Не менее строгая медицинская комиссия тоже должна была сказать свое слово о состоянии нашего здоровья. Согласитесь, что при такой интенсивной подготовке не всегда удается думать о здоровье. Надеясь на его хорошее общее состояние, на молодость, мы порой пренебрегали отдыхом, режимом труда, засиживались до полуночи в лабораториях, мало бывали на воздухе. Вот здесь и проявили свою требовательность врачи экипажей: Иван Матвеевич Резников и Роберт Васильевич Дьяконов. Они накладывали вето на дальнейшую работу, и мы вместе уходили на непродолжительные прогулки. Они, врачи, были нашими членами экипажа до конца подготовки, потом в полете и еще долго после полета, до полной реадаптации.