Мирослав Дочинец - Вечник. Исповедь на перевале духа

По сей день больше всего реликвий палеолита находили в Пиренеях. Но вот парадокс: исследователям попадались либо первые каменные предметы с печатью симметрии, либо наскальная живопись, свидетельствующая о высшей ступени развития. Середина будто выпала. Эту середину и нашел я на Чернечей горе. Это десятки предметов так называемого мобильного искусства — гравюры на камне и чертежи на гальке, уж не говоря о сотнях каменных рубил и примитивных фигурок зверей, людей. Одна вещь особенно интересна - изваянная из камня человеческая голова. Ей около пятнадцати тысяч лет. Макушка сужена кверху, такие черепа были у наших первобытных земляков».

«Итак, мы потомки именно тех людей?»

«Трудно утверждать. Произошла великая миграция населения. Племена смешивались, обменивались женщинами. Их, женщин, почему-то за всякую цену хотели иметь из чужих групп. Миграция вообще интересный и малоизученный процесс. Ныне я исповедую похожесть топонимических названий Закарпатья и Сербии. Сходство поразительное. Массы людей как-то изолировались и эволюционировали отдельно. Хотя говорить о чистоте расы либо нации весьма рискованно. Любопытно последнее открытие ученых из Калифорнии. На уровне биохимии и генетики они доказали, что у всего рода человеческого одна прамать. Эта «Ева» появилась сто-двести тысяч лет тому назад в Африке. Не из пены морской, а чтобы дать жизнь новому роду человеческому. Если бы не было ее, не было бы и разумного человека, всех нас. Эволюция происходит не только по вертикали, но и горизонтали. Одни виды возникали, другие умирали».

«Вы хотите сказать - вымирали?»

«Нет, именно умирали. Виды умирали, как умирает индивид. Динозавры, ихтиозавры, мамонты... Причин их вымирания нельзя найти, значит, они просто умирали, как умирает любое существо под солнцем. Исчерпали себя, выполнили свою программу, заложенную природой. Это мое глубокое убеждение, открытие, если хотите. Мотылек живет сутки, конь - двадцать пять лет, человек - семьдесят, черепаха-триста. Биологический вид, пожалуй, тоже имеет свой век молодости, зрелости и смерти...»

«Не значит ли это, что и человеческий род...»

«Весьма возможно. Вымерли (или умерли) когда-то австралопитеки и неандертальцы. Может перейти когда-то в другой вид и человечество».

«В своих научных изысканиях, отче, вы опираетесь в основном на природные данные. А божественное, духовное?»

«У меня своя система религиозной философии. Биологическое и духовное в человеке очень связаны. Как есть возрождение в биологическом мире, так есть возрождение и упадок человеческой духовности. Возрождение духа - в покаянии. Отказ от Бога - самообман, лицемерная поза. Мысль о Верховном существе не придумана, не навязана нам, она получена нами в генах от предков. Человек - это вечное покаяние, возрождение духа. Без Бога он раб природы. А с Богом - дитя Мудрого Мироздания. Даже коммунисты это понимают задним умом. Их идеолог Анатолий Луначарский написал книгу «Религия и социализм». Заметьте: на первом месте - религия. Суть книги сводится к тому, что социализм должен стать новой религией...»

«Настолько непостижимо, что похоже на сказку», - сказал я тогда.

Старец улыбнулся:

«Если я сказал вам о земном, и вы не верите, - как поверите, если буду говорить вам о небесном?» - это из Евангелия от Иоанна».

Осмелился я тогда попросить отца Василия щадить больше свое сердце, подал кое-какие советы. Наступил черед его удивлению Сказал, что много лет уже выписывает медицинские журналы, чтобы знать больше о своем недуге, а я за какой-то часик выложил ему диагноз.

В большом долгу мы перед тем мыслителем. Ясно и ровно горела его подвижническая свеча, осияя праведне труды, почти никому не нужные. Однако он не был этим озабочен и никого не судил. Он и дальше самоотверженно «стриг своих овец...»

Не выхваляйся своими способностями и не жертвуй всем ради своего ремесла. Ибо рождены мы не для ремесла. Оно дано лишь в помощь душам, которые сотворил великий Творец. И утешился.. Так давайте и мы больше будем утешаться тем, что душа наша доброго творит, а не руки и мозг.

И не суди других. Ибо нет справедливого суда. Не просеивай добро и зло. Ибо человек зол минуту, а добр — день. И наоборот. Жизнь часто портит человеческий характер, но не портит человека. А наше несовершенное око видит его злым, недобрым. И наоборот. Нет правильной оценки. Нет справедливого суда. Безошибочно только милосердие.

...А дни мои с тех пор покатились мелкими орешками вдоль родных порогов. В Мукачевом жила моя сестра, которую я видел только ребенком, когда вернулся из Румынии. Некоторое время я прожил у нее. Подыскивал себе отдельное гнездо. В ближнем селе нашлась хатенка с большим садом, который перерезал веселый ручеек. Двор огибал молодой лесок, овеянный грибным духом. Я сразу же прикипел сердцем к этому уголку Государственную работу оставил, принялся мастерить по дереву, чтобы отвлечься от целительства. Ибо женщины-сороки распространили слух о моем даровании.

Властьимущие мое «знахарство» не нравилось, хотя сами не только тайно приходили, но и родственников приводили. Немощь всех равняет и усмиряет. Стал моим приятелем и хорошо известный врач Фединец, умный и чуткий человек. Пожалуй, именно о таких говаривал мудрец: господин своим рукам, друг своей судьбы, слуга своей совести. По службе ему не приличествовало супряжничать с неким знахарем. Поэтому он просил приносить ему свежую зелень, грибы и ягоды. Я приходил с корзиной, и мы часами беседовали в его крохотной комнатенке при служебном кабинете. Она больше напоминала часовню-капличку. Я смастачил ему из дикой черешни шкафчик для халатов, подобрал такую текстуру, чтобы сквозь лак проступал крест. Он сразу ж это заприметил и молча обнял меня.

Как-то доктор Фединец привез ко мне одного медицинского начальника из Москвы. Я как раз мастерил грабельки для соседки. Гость повел себя по-барски, задавал въедливые вопросы. Аж Фединцу стало неудобно. Чутким ухом я уловил, как москвич хмыкнул:

«Не понимаю, коллега, чем вас покорил этот восьмидесятилетний старикашка!»

Во мне что-то взбунтовалось (нет, не за себя - за своего приятеля стало обидно), и я отрезал, что мне намного больше лет. Подошел к нему, прикоснулся пальцем к оголенному предплечью - москвич был в модной тенниске:

«А вот вам - ровно пятьдесят три. А уж почки изношены, и кишечник самоотравляется, и ноги у вас распухают, недолго и до мокрых язв...»

Министерский чиновник побагровел на лице, дернулся к лимузину. Со временем через Фединца он попросил, чтобы я дал ему какое-то предписание для лечения. И я дал. Когда в преклонном возрасте сам доктор заболел, тоже советовался со мной. Я посоветовал ему ежедневно есть легкие блюда из кукурузной крупы. И это сохраняло его еще несколько лет.