Эрнст Юнгер - Сады и дороги. Дневник

Чуть свет — выступление через Дурлах, с его красновато поблескивающими на окрестных склонах виноградниками, в Вессинген, и мое расквартирование там, в доме евангелического пастора. Во время марша господствовал сухой холод, такой же пробирающий до костей, как в лютую зиму 1928—1929 годов. Проходя вдоль колонны, я впервые увидел отмороженное ухо — раковина, словно к ней прилепили круг рыбьего мяса, была окружена белой каймой. Как и подобает радетельному командиру, я оказался первым, кто заметил повреждение прежде его соседа по шеренге и даже прежде самого пострадавшего, которого я приказал тотчас же на мотоцикле отправить на медобработку.

Вечером я еще минутку-другую посидел с подполковником Фоглером в обществе пасторши и ее дочери, поскольку сам пастор был в отъезде. Однако его влияние незримым присутствием ощущалось во всем доме. Существует две разновидности дисциплины — та, что, подобно прижиганию, действует снаружи вовнутрь и закаляет человека, и другая, что, подобно свету, лучится из сердцевины вовне, и, не отнимая у него мягкости, делает человека бесстрашным. Для первой нам всегда нужен наставник, в то время как другая нередко, как зерно семени, зарождается в нас самих.

Церковные книги сохранялись у них в доме с 1690 года. В одной из них описан такой курьез: одна служанка, сорок лет проносив юбки, обрюхатила другую, и затем уже продолжала жить мужчиной до глубокой старости.

Забавное сообщение об одном моем предшественнике, который эдаким Фальстафом стоял тут на зимних квартирах. Этот тип воспроизводится на войне с неизменным постоянством, и всегда в одном и том же окружении — среди плутоватых и вороватых лакеев, жирных гусынь, беспутных девиц, кутил и картежников.

В трескучий мороз — во Флехинген и Сиккинген — городишки, где нам предстоит оставаться более или менее долго. Наш шеф в припадке дурного расположения духа из-за условий размещения обозвал их «Вшивингеном и Смрадингеном». Там, где обоз не проходил по занесенным снегом горам, маршевая колонна делилась на группы, которые должны были подталкивать повозки. Во Флехингене — квартируюсь у католического священника, с которым просидел в беседах до позднего вечера.

Это холодное воскресенье я провел в постели больной гриппом. Читал: «Щит Геракла», приписываемый Гесиоду. Песни о щитах являют собой миниатюры вселенной, какой она живет в представлении древних. Взгляд словно бы с орлиных высей падает на творение и видит его уменьшенным до крошечных размеров, но все же необычайно детально. Этим объясняется умение изобразить самые разные вещи на крайне узком пространстве, которое приписывают божественным кузнецам. Соответственно, выражение и манера исполнения принимают металлический характер; язык, словно чеканя на бронзе, изображает творение в высшей степени плотно и отчетливо.

Затем Библия в переводе Хеннэ, которую одолжил мне хозяин квартиры. Странно, что время Моисея кажется более древним, чем время Иакова и Иосифа — что, видимо, связано с законом, который подобен застывшей глыбе камня. Обособление посредством закона, возможное, пожалуй, лишь благодаря египетским посвящениям и знанию древнейших навыков мумификации, ожесточает жизнь, которая и превращается в Медного змия. Зато в историях об Иосифе наиболее ярко проявляются все обстоятельства жизни на всем ее протяжении. В этом вообще смысл праистории: представить жизнь в ее не связанном со временем значении, тогда как историей она описывается во временном течении. Праистория поэтому всегда является той историей, которая расположена к нам всего ближе, историей человека как такового.

Постился. Ночью сильные духовные приступы; кроме того, лихорадка от переходов. Однако утром пошел на службу и выступил в путь вместе со всеми. На марше я приказываю все время петь, что идет на пользу и людям, и мне самому. Все ритмические вещи являются оружием против времени, а именно против него-то мы, по сути, и боремся. Человек всегда борется против могущества времени.

Во второй половине дня — полковое офицерское совещание в Бреттене; там я узнал от полковника, что должен наверстать отпуск и затем взять на себя обучение полковой разведгруппы.

Со вчерашнего дня снова в Кирххорсте, и домохозяйка Перпетуя нежит меня по всем правилам искусства. Стол хорошо обеспечен, и в довершение из «Щуки» в Юберлингене прибыли еще виноградные улитки. Они напомнили о тех улиточных вечерях, которые мы устраивали с Фридрихом Георгом и Мецгером в среду первой недели великого поста. Улитки были приготовлены в манере доброго Фойхти, которого два года тому назад, на Масленицу, когда он, одевшись евнухом, нес караул перед сводчатой галереей для шампанского, свалил на землю апоплексический удар. Так мы лишились одного из тех немногих виртуозов, которые еще знают толк в приготовлении пищи. Швабы имеют обыкновение называть все изысканно-уменьшительно: когда его обнаружила сестра, он только и сказал, что его-де хватил «ударушек» — таким было его прощание; однако дух его по-прежнему продолжает жить в рецептах.

Мороз настолько усилился, что я даже носа на двор не высовываю, с головой погрузившись в записки Гонкуров о Гаварни [80] Поль Гаварни (1804—86), французский график, темой работ которого была городская жизнь. , в «Шкатулку с драгоценностями» Геббеля и историю японского принца Генджи. Кроме того, я уже немного занимался коллекцией, и меня осенила мысль описать как-нибудь потом вид sternocera — следуя правилам систематики, но на языке ювелиров. Шедевр природы.

Вот уже несколько дней как замерз водопровод — теперь и насос в прачечной больше не качает. В семь часов вечера термометр, выставленный за окно ванной комнаты, уже показывал двадцать градусов. Похоже, что начало года ознаменовано и чисто стихийными аномалиями.

Читал: Хаспер, «О болезнях тропических стран», Лейпциг, 1831 год — эта книга давно стоит в моей библиотеке. В прежнюю пору я охотно приобретал такие сочинения. В них можно найти интересные изображения жизни в заболоченных районах, например, на побережье Гвинеи (по описаниям Линда). Затопленные, занесенные илом лесные массивы, где мириады насекомых гасят крыльями свечи, и концерт низших животных прогоняет сон. Воздух испорченный, спертый и настолько пропитан гнилостными испарениями, что грозит потушить факелы. Даже человеческий голос теряет свое естественное звучание.

«Особенно следует поблагодарить ост-индийских морских капитанов за то, что они, во всяком случае, на судах позволяют как минимум шесть раз пустить по кругу бутылочку вина».