Василий Бетаки - Снова Казанова (Меее…! МУУУ…! А? РРРЫ!!!)

В конце девяностых годов Аллой издал в трех сотнях, кажется, экземпляров, в издательстве журнала «Нева» справочник по Парижу, единственным автором которого значится на обложке его жена Рада Аллой. В этом справочнике описаны многие дома Парижа. Автор проходится по улицам и рассказывает историю домов на каждой улице огромного города по порядку номеров!!! Наивный читатель подумает, что эта работа должна была отнять многие годы. И отняла – только не у Рады Аллой: в течение последних лет сорока, или чуть больше, во Франции, примерно каждые пять лет, переиздаётся (с новыми дополнениями) знаменитый справочник историка Жака Илларе в двух томах, под названием «Исторический словарь улиц Парижа». Над ним работает большая группа людей и не один год. А Жак Илларе затеял это фундаментальное издание ещё в пятидесятых, кажется, годах, и сам поначалу руководил этой титанической работой.

И вот «Нева», правда, не в двух томах, а в одном выпустила по-русски это сочинение, сократив его раза в три. Но перевод текстов Илларе точен, даже слишком буквален и потому неграмотен. До корявости точен, только имени Илларе на книге нет. Одна Рада Аллой числится автором!

У меня «личный зуб» на эту книгу. Несколько лет назад я написал книжку о Париже, примерно четверть из которой напечатана в той же «Неве» [137] Василий Бетаки Снова Казанова (Меее…! МУУУ…! А? РРРЫ!!!) «Мы целовались там, где негде сплюнуть, Где нечем жить – мы жизнию клялись…» Павел Антокольский Так вот: рожденье – дурацкая шутка. Смерть тоже – едва ли прекрасна, Но тот, кто разжился любовью в промежутке, Уж точно, жил не напрасно!!! Ленгстон Хьюз . Моя книжка – смесь истории города и истории его архитектуры, с литературными реминисценциями, со стихами; в неё вошло и многое из того, что я рассказывал на экскурсиях по Парижу, которые время от времени водил в послеперестроечные годы… И безусловно в моей книжке есть ссылки и на Илларе, да и на очень многих других французских историков и искусствоведов. «Нева», вроде бы, собиралась напечатать мою книжку целиком, но не стала, именно из-за того, что о Париже они уже напечатали эту «кРаду».

В 1979 году я съездил в США. По приглашению нескольких университетов читал лекции студентам-славистам о том, как американская литература переводится на русский язык, и совсем другие лекции – о новейшей русской поэзии.

Началось моё «турне» с Нью-Хейвена, где в Йельском университете работали одновременно мой близкий друг Эдик Штейн и знаменитый эстонский поэт Алексис Раннит, запрещённый, естественно, в советской Эстонии. Раннит был куратором всех славистских исследований в Йеле, а заодно руководил одной из крупнейших в Штатах славянских библиотек. Стихи Раннита по-русски издавались только в довоенной, свободной Эстонии, в переводе жившего там Игоря Северянина. А потом, в «Континенте» мы не раз печатали его новые стихи, которые переводили Горбаневская и я.

Так вот, когда я был в Нью-Хейвене, Раннит попросил меня перевести его новые стихи. Мы с ним сидели и подробно их разбирали, так что работа была не по подстрочнику, а так как я люблю: вместе с автором. За то время, что я был в Нью-Хейвене, мы с ним сделали большую подборку для «Континента». Этот поэт «лирического экзистенциализма» и певец эстетизма как такового, иногда выходит и в философское русло [138] Василий Бетаки Снова Казанова (Меее…! МУУУ…! А? РРРЫ!!!) «Мы целовались там, где негде сплюнуть, Где нечем жить – мы жизнию клялись…» Павел Антокольский Так вот: рожденье – дурацкая шутка. Смерть тоже – едва ли прекрасна, Но тот, кто разжился любовью в промежутке, Уж точно, жил не напрасно!!! Ленгстон Хьюз :

Да, в начале было Слово, – или, прежде слов Ритм, предвечная основа смыслов и миров?

Раннит увлекался каллиграфией: письма его – работа художника.

А у Эдика Штейна в доме весь огромный подвал был превращён в библиотеку. Он коллекционировал всю эмигрантскую поэзию от начала и до сегодняшнего дня, соперничая в этом с Рене Герра, но, в отличие от Герра, ни прозу, ни живопись не собирал. Эдик составил и издал библиографию эмигрантской поэзии с 1917 до 1977 года 139. Она послужила продолжением, точнее дополнением, к знаменитой библиографии русской поэзии (1900 – 1955), составленной ещё в пятидесятых годах советским критиком Анатолием Тарасенковым, который, естественно, почти ни об одной эмигрантской книжке не упоминает. Только о дореволюционных изданиях эмигрантов, да и то не обо всех. Книга Тарасенкова вышла в 1966 году. Книга Штейна – в 1978.

По приглашению заведующего кафедрой русской литературы в Брауновском Университете Виктора Терраса, я приехал в Провиденс. В конце лекции я понял по вопросам, которые мне задавали, что аспиранты Терраса знают все на свете про Бунина, поскольку Террас им занимается, но вот о Куприне они и не слыхали! Каково же было моё удивление, когда, приехав несколькими днями позднее в другой университет, километров за двести с лишним от Брауна, я обнаружил, что тут всё знают о Куприне, а вот о Бунине – почти ничего! Нет, не зря утверждал Козьма Прутков, что специалист подобен флюсу! (Особенно специалист американский.).

В полутора часах езды от Франкфурта, в горах Таунуса, есть курортное местечко Кёнигштайн. Там каждое лето НТС устраивал для немецких, да и не только немецких, студентов месячные интенсивные курсы русского языка и культуры. В 1976 году нас пригласили туда попреподавать. Мне там очень не понравилось: и программа скучная, и директор курсов, Михаил Славинский, зануда. Одно только делало мою жизнь там вполне сносной – это, естественно, слушательницы. Я свёл знакомство с одной хипповатой голландской аспиранткой, которая обожала проводить время со мной вдвоём под душем… Эта аспирантка, по имени Майке, пригласила меня заехать к ней в Гронинген, городок на самом севере Голландии в сказочной и когда-то пиратской «земле фризов». Через месяц после окончания этих курсов я к ней на три дня заехал, сделав крюк «по пути» из Парижа в Стокгольм. Почитал заодно стихи студентам русского отделения в местном Университете.