Вячеслав Лебедев - Фрунзе

На пакете была надпись: «От его превосходительства Курширмата, преемника в управлении Кокандским государством, — его превосходительству кзыл-генералу Фрунзе».

«Предлагаю начать мирные переговоры…» — так начиналось письмо Курширмата.

Фрунзе нахмурился и резко написал на пакете: «Вернуть. Пусть ждет расплаты оружием».

Борьба с басмачами продолжалась со всей решительностью.

До самого Оша гнал, преследовал Фрунзе разбитую банду Курширмата. Городок Ош, у подножия Алайского хребта, считался одним из трех священных городов Туркестана, наравне с Самаркандом и Бухарой, а потому был и одним из главных очагов басмачества. Басмачество процветало в районе Оша.

Высокий трехзубый пик над городом Ош, как бы пылавший от солнечного накала, был, про преданию, воздвигнут из каменных плит в далекой древности в честь пребывания в этом городе легендарного восточного царя Соломона, по-арабски — Сулеймана. Он так и назывался «Сулейман-тау». До этих рубежей простиралось будто бы Соломоново царство.

На вершине пика с незапамятных времен стояла глиняная муллашка-часовенка, а в ней жили чалмоносные ходжи. Величественная панорама открылась перед Фрунзе, когда он поднялся на вершину Сулейман-тау. Сверкающая вечными ледниками горная цепь Тянь-Шаня смыкалась на юго-востоке с северными отрогами Памира. Гигантским амфитеатром лежали древнейшие хребты земли перед глазами «кзыл-генерала».

— Кто ты такой? — спросил его один из длиннобородых ходжей, державший на руке немигающего пушистого сокола.

— Военный человек… Солдат… — с легкой усмешкой ответил Фрунзе.

— Солдат, кто бы он ни был, — это клыч [30] Клыч — сабля. в руках аллаха… — сказал седобородый и пустил сокола в небо. — Вот следи, солдат, за своей судьбой!

— Я солдат революции, ходжа… — опять усмехнулся командующий Туркфронтом.

Он не удержался от соблазна заехать и в самый город Ош, о котором с детства слышал немало легенд и рассказов. Он не пожалел о своем заезде. И здесь он был встречен как долгожданный избавитель от басмачей и их бесчинств.

С удовлетворением возвращался он в Ташкент. Сурово проученный Курширмат, хотя и удалось ему кое- как унести свою голову, вряд ли мог скоро набраться храбрости для новых вылазок.

Во время пребывания Фрунзе в Ташкенте в его личной жизни произошло немаловажное событие — в августе 1920 года у него родилась дочь.

Софья Алексеевна Попова-Колтановская, еще в далекой Чите проявившая себя как верный друг молодого революционера, скрывавшегося там под именем Василенко, последовала потом за Михаилом Васильевичем и в Минск, и в Шую, и в Иваново-Вознесенск.

А когда он был назначен на колчаковский фронт, она бесстрашно сопровождала его и туда, деля с ним все трудности и опасности этого ответственного похода.

Большую радость Михаила Васильевича по поводу рождения дочери разделяли все его боевые друзья и товарищи.

Начали коллективно придумывать имя. Куйбышев предлагал назвать девочку как-нибудь по-восточному, в память о месте ее рождения.

— Красивые есть имена здесь — например, Зейнаб, Реджеб, Амира, Чинара…

Но Михаил Васильевич любовно вглядываясь в голубые глаза дочурки, сказал:

— Нет, друзья, надо назвать ее Татьяной… В честь чудеснейшей пушкинской героини — Татьяны Лариной… Можете улыбаться и даже смеяться, по Пушкина я чту с особой любовью.

И он поведал товарищам, как в решающий момент его жизни, когда умер отец, оставив семью без всяких средств, он, Михаил Фрунзе, оказался под угрозой изгнания из гимназии.

— В таких случаях тогда не церемонились. Не можешь платить — ну, и иди на все четыре стороны… Вот и спас меня тогда в 1899 году Александр Сергеевич Пушкин… Не видать бы мне образования без стипендии его имени…

С благословения империалистов эмир готовился нанести удар Красной Армии. Медлить и выжидать он больше уже не мог. Советизация Туркестана шла неуклонно и бурно.

Иностранные инструкторы спешно обучали новые батальоны и полки бухарцев. В оружейных мастерских ремонтировалось боевое оружие. Через границы Афганистана и Персии караван за караваном, транспорт за транспортом привозили эмиру оружие, боеприпасы, пушки. Кроме имевшихся у него регулярных войск, эмир лихорадочно вербовал басмачей. Их было уже свыше 6 тысяч, с пулеметами и орудиями. Около 3 тысяч насчитывала специально созданная эмиром афганская конная гвардия. Большие надежды эмир возлагал на третью попытку Антанты задушить Советскую республику. В эти дни на полях Белоруссии и Украины шла ожесточенная борьба с войсками панской Польши и возродившейся в Крыму из остатков деникинской армии южной контрреволюции под командованием барона Врангеля.

В середине июля 1920 года командующий фронтом Михаил Фрунзе снова едет в Туркмению, в Ашхабад. Он вновь проезжает по территории Бухары. Он многое видит, многое слышит. Он знает, что бухарский народ еще стонет в неволе, но его передовая часть под руководством Коммунистической партии Бухары уже ведет среди трудящихся интенсивную подготовку к восстанию.

Фрунзе понимал, что население Бухары в момент восстания будет просить помощи у Красной Армии.

Но окажется ли достаточной эта помощь? Соотношение сил было далеко не в пользу советских войск. Регулярная армия эмира насчитывала до 50 тысяч штыков и сабель, имела более полусотни современных артиллерийских орудий, не считая пулеметов и другой боевой техники.

Фрунзе же мог выделить для оказания помощи народу Бухары не больше 6–7 тысяч штыков, 3 тысяч сабель, 40 орудий, 13 броневиков и бронепоездов и. 11 самолетов.

Несмотря на такое соотношение сил, Революционный военный совет Туркестанского фронта решил поддержать назревающее восстание в Бухаре, если народ ее обратится за помощью.

Каждый день из Красноводска отправлялся на север, во исполнение особого наказа Ленина, поезд в двадцать-тридцать цистерн с челекенской и бакинской нефтью. И когда такой поезд, охраняемый красноармейцами, меняя паровоз на станции Каган, свистел почти под самыми окнами каганского эмирского дворца, бешенство охватывало Сеид-Алима.

Душен август в Бухаре. Даже привычные, почти черные от загара старожилы покоряются всеобщему оцепенению в знойные августовские полдни. Тишина и дремота окутывают город, стены его, башни и мечети невидимым покрывалом.

Казалось, солнце властвует здесь. Эмир в беседах с назирами частенько называл солнце самым надежным своим союзником:

— Солнце навевает сон… А спящие мне не страшны.

Эмир ошибался. Солнце не на всех нагоняло сои в Бухаре. Почти каждый день шли заседания подпольного бюро бухарской коммунистической организации.