Ярослав Иосселиани - Огонь в океане

Офицеры рассмеялись.

— Может быть, и правда среди ваших матросов есть инженеры? Что же в этом особенного? — снова вступил в разговор Дэвис.

— Нет, мистер Дэвис, инженеров у нас нет. Правда, наши матросы все без исключения имеют либо среднее, либо незаконченное среднее образование. И никого мы не обманываем. Свой союзнический долг выполняем честно. Если бы мы считали нужным иметь на корабле инженеров, мы бы это сделали открыто, не переодевая их в форму матросов, старшин или во что-либо другое.

— Командер немножко выпил и решил пошутить, вот и все! — примирительно засмеялся толстяк. — Мы же поняли...

— Все мы шутим. Надо же развлекаться в свободное от службы время. Я же тоже шучу, правда? — в тон толстяку ответил я.

Наши подводники действительно изучили устройство «Урсулы» раньше установленного срока. 27 мая все старшины и офицеры экипажа доложили, что задача выполнена, личный состав знает и подводную лодку, и механизмы, и правила их эксплуатации.

На следующий день с утра комиссия в составе Трипольского, флагманского механика Балахничева, лейтенанта Дэвиса и меня приступила к приемке индивидуальных экзаменов от членов нашего экипажа. Требования предъявлялись самые суровые. Экзаменуемый не только рассказывал устройство того или иного механизма, наизусть вычерчивая его на бумаге и называя цифровые данные, но был обязан пустить и остановить его, устранять дефекты и мелкие повреждения.

Подводники с честью выдержали экзамены. День подъема на лодке нашего военно-морского флага приблизился. Одновременно с нами успешно подготовились к этому знаменательному событию и экипажи остальных лодок нашего дивизиона.

Вечером, после ужина, я, как обычно, спустился в матросский кубрик, который располагался на один этаж ниже офицерского коридора. Возбужденные матросы тут же обступили меня. Лица их были озабочены.

— Что случилось? У вас такой вид, словно ждете глубинной бомбежки? — осведомился я, переводя взгляд с одного матроса на другого.

— Лупят, товарищ командир, плетью, — шепнул Тельный, озираясь на английских матросов, копошившихся в отдаленном углу кубрика.

— Кто лупит? Кого? — несколько растерянно переспросил я.

— Матроса Блекхилла лупят...

— Двадцать плетей дали...

— Это у них такая мера есть, дисциплинарная...

— Тяжело бедняге...

Возбужденные матросы наперебой объясняли мне о только что происшедшем наказании провинившегося английского матроса.

— Как им не стыдно? Культурный народ! — понизив голос, чтобы англичане не могли услышать, рассуждали подводники.

— Здесь и наказывали?

— Нет, товарищ командир, — пояснил кок Щекин, — это сочувствующие. Там лежит побитый Блекхилл. Лупить уже кончили.

— И здорово били?

— Ой, здорово! Со всех сторон били...

— За что же, не знаете?

— Шапку, говорят, что ли, не снял при разговоре с офицером.

— Он, этот Блекхилл Валька, хороший товарищ. Всегда нам помогает, если что нужно. И вот... влип...

— Его так и зовут: Валька?

— Нет, это мы так прозвали. Его как-то по-мудреному кличут, так мы по-своему...

Мы долго еще говорили о необычном для наших матросов событии. Наконец подводники несколько успокоились, и я смог перейти к рассказу о событиях.

Обычно я просматривал свежие английские газеты, получаемые в офицерском салоне, выписывал из них наиболее интересные события и вечером рассказывал о них матросам и старшинам.

Наши войска наступали по всему фронту. Шли бои за столицу Белоруссии Минск, в Чехословакии, на Карпатах, за Прибалтику. Всюду фашисты отступали под могучим натиском Советской Армии и Военно-Морского Флота. Разгром фашистской Германии и, следовательно, конец войны приближался. Все это радовало сердца закаленных в боях подводников, но в то же время в глубине души каждый из них беспокоился за свое дальнейшее участие в разгроме врага. Каждый побаивался, как бы не задержаться с приемкой корабля, не опоздать принять участие в последних, завершающих боях великой битвы народов с черными силами фашизма. Зная об этом, я свои беседы обычно заканчивал несколькими успокоительными фразами, что наш экипаж еще нанесет чувствительные удары по вражеским транспортам.

Однако на этот раз я не успел об этом сказать. В кубрик поспешно вошел Фисанович и, поманив меня в сторону, накинулся на меня:

— Ты почему не отпускаешь людей на вечер? Там все остальные собрались, ждут, а вы тут...

Мы увлеклись разговором и забыли, что в восемь часов вечера в портовом клубе начинался вечер самодеятельности, в котором принимали участие и английские и наши матросы.

— Да, товарищи, — спохватился я, — завтра утром закончим. А сейчас на вечер! Быстро! —

Вслед за Фисановичем в кубрик влетела большая группа английских матросов. Они тоже пришли за нашими подводниками. Заметив офицеров, матросы снимали свои бескозырки, сжимали их в левой руке и вытягивались по команде «смирно».

В помещении остались мы с Фисановичем. А с пирса уже слышалась знакомая мелодия «Широка страна моя родная...». Эту песню должны были исполнить на вечере в общем хоре наши и английские матросы. И теперь, идя в клуб, они лишний раз репетировали ее.

— Пойдем в клуб, — предложил Фисанович.

— Дэвис сказал, что этого нельзя делать. На матросские вечера у них офицеры не ходят.

— Их офицеры и в кубрик не ходят. Ты же не подчиняешься этому правилу. Правило все равно нарушено.

— Там можно обойтись и без... Впрочем, пойдем! — решил я. — Очень уж интересно, как наши матросы будут английские народные танцы исполнять, а они — наши.

Но в коридоре нас встретил Трипольский и тут же осведомился, куда мы спешим. Услышав наше объяснение, он, не вынимая изо рта трубки, приказал:

— Соберите командиров лодок и приходите ко мне в каюту. Обсудим план на завтра. Нечего устанавливать свои порядки. Раз у англичан офицерам нельзя веселиться с матросами — значит, нельзя. Мы у них в гостях, а не наоборот.

На следующее утро, несмотря на то, что вечер самодеятельности кончился поздно и отбой был дан с большим опозданием, задолго до официальной побудки в кубрике все были на ногах. Матросы брились, чистили и гладили обмундирование, — готовились к подъему военно-морского флага. В этот день рождались пять советских кораблей: линкор и четыре подводные лодки. Все они были не самой современной конструкции, но мы понимали, что в руках умелых советских моряков каждый из этих кораблей представлял грозную силу.

Появление этих кораблей в составе нашего Северного флота могло повлиять на соотношение сил на этом театре войны на море в нашу пользу. Корабли, переданные нам англичанами, были завоеваны кровью наших доблестных войск, громивших гитлеровцев под Москвой и Сталинградом, под Корсунь-Шевченковским и на Курской дуге, освободивших Крым и дравшихся под Яссами и Кишиневом.