Ярослав Иосселиани - Огонь в океане

— В шестнадцать часов все должно быть готово, — напомнил я боцману, руководившему работами.

— Так точно! — ответил боцман Халиллев сиплым басом. — Все будет готово!

— Еще надо в бане помыться, медосмотр, в лодке проверить крепления по штормовому и...

— Есть, товарищ командир! Здесь, на новом месте, нас воздушными тревогами не беспокоят, все сделаем, успеем.

— Хорошо, что мы сюда перебазировались, — согласился с боцманом корабельный штурман лейтенант Глоба, шагавший рядом со мной, — а то эти тревоги перегрызли все нервы...

— Ну, уж ваши нервы пилой не перепилишь, не то чтобы перегрызть, — возразил я.

Лейтенант Яков Глоба принадлежал к числу невозмутимых, даже несколько флегматичных людей. Его ничто и никогда не возмущало, вывести же из душевного равновесия было очень трудно.

— Это так только кажется, — очень серьезно ответил мне Глоба. Это был румяный, подтянутый, очень юный офицер. Лицо его еще не утратило юношескую округлость.

— Вы, штурман, не бреетесь еще? — спросил я.

— Регулярно бреюсь. Раз в неделю, — с некоторой долей гордости ответил Глоба и притронулся пальцами к подбородку. — Это, знаете ли, у меня отдельные волоски вырастают быстрее других. Видно разве?

— Почти не видно, — успокоил я его. — Значит, нравится вам это место?

— Есть свои минусы и здесь...

— Какие?

— Вот взять, например, это, — штурман показал на рога буйволов, которыми была утыкана почти вся поверхность протоки. За каждой парой этих причудливых рогов под водой пряталась огромная туша животного, находившего в воде убежище от дневного зноя.

— В случае экстренной надобности из протоки не выйдешь, — пояснил Глоба, — а согнать их с места невозможно.

— Согнать с места трудно. Мирное животное, правда? Вы их впервые видите?

— Впервые. Но... они не такие уж мирные. Вчера два из них подрались около лодки. Так, знаете, что было?..

— Не слышал.

— Едва лодку не опрокинули вверх килем...

— Ну уж!

— Верно. Гонялись друг за другом, со всего размаха кидались в воду. Подняли волну. Она покрывала «Малютку» от носа до кормы. Даже в центральный пост через верхний люк попадала вода. И ничего не. могли поделать с разъяренными животными. Потом вызвали хозяина. Тот притащил горящее полено и начал им со всего размаха бить по носам животных. Кое-как усмирил, но сказал, что полного мира между подравшимися уже не будет и что одного из них придется продать.

На плавбазе меня я штурмана принял командир дивизиона. Он подробно нас проинформировал об обстановке на море в районе позиции, куда предлагалось послать нашу «Малютку». Затем Хняйнен задал несколько контрольных вопросов штурману и, видимо, оставшись им доволен, отпустил его.

— Подготовка к походу вами проведена, хорошая, — сказал мне Лев Петрович, когда Глоба вышел из каюты, — ваш личный состав прошел большую школу...

— Академию, говорят, — похвастался я.

— Пожалуй, так. Во всяком случае, экзамены были настоящие. И вас... немножко подергали, правда?

— Я тоже ведь экзаменовался...

— А вы хотели, чтобы вас обошли? Нет уж, с командира спрос должен быть повышенный. Иначе нельзя.

— Я не в претензии.

— В общем теперь все зависит от вас. Экипаж подготовлен для действий в любых условиях. Последние выходы в море показали высокую выучку личного состава и качественное состояние механизмов. Время тратить больше нецелесообразно. Идите воевать! Сегодня с наступлением темноты — выход. Точное время в документах. Их вам вручат в шестнадцать часов. Провожать придем.

Выйдя из каюты комдива, я лицом к лицу встретился с фельдшером плавбазы, главным старшиной Ниной Тесленок.

Я знал, что многие подводники не на шутку заглядывались на Нину. Очень красивое, нежное, слегка продолговатое лицо и добрые выразительные глаза у нее чудесно сочетались со стройной фигурой.

— Нина, у вас есть время? — неожиданно для себя спросил я.

— Смотря какое, — Нина улыбнулась. У нее были ровные белоснежные зубы.

— Я хочу вас пригласить на подводную лодку...

— Что вы! Матросы разбегутся: «Женщина на корабле — быть беде»...

— Вот потому-то я и приглашаю вас. Надо же бороться с суевериями. Мои подводники не разбегутся, не бойтесь. Я им скажу словами грузинского поэта: «Женщина, как мать, украшает общество, она, как благодетель, приносит счастье».

Долго пришлось убеждать девушку, прежде чем она согласилась посетить «Малютку» в день ее выхода в море.

Бог весть каким путём проникали старинные суеверия в умы наших моряков, но факт оставался фактом. Во время войны суеверия получили какую-то питательную среду. Разумеется, они приносили определенный вред. Бывали случаи, когда срывались выходы в море, назначенные на понедельники и тринадцатые числа. Некоторые приметы придумывались даже внутри экипажей, самостоятельно, как говорится, прямо на ходу. Поначалу они иногда и получали некоторое распространение, но жизнь их, конечно, была очень короткой.

Хотелось внушить подводникам, что успех зависит только от них самих, от их выучки, воли к победе, настойчивости. Мне казалось, что бытовавшие среди некоторых моряков суеверия, вера в приметы могут в некоторых случаях привести к фатализму, вере в судьбу и связанной с этим бездеятельностью в решающие минуты, что они способны затруднить необходимый на войне полный контакт между командиром и командой.

Подойдя к борту «Малютки», я пропустил вперед по трапу Тесленок. Провожаемая удивленными взглядами подводников, она проворно вскочила на палубу корабля.

— Добро пожаловать! — забыв о субординации, расплылся в улыбке Каркоцкий и протянул руку девушке, к которой, видимо, питал не только товарищеские чувства.

— Здравствуйте, Пет... здравствуйте! — запнувшись, ответила Нина. На ее щеках выступил легкий румянец смущения. — Меня подводники не отругают? Женщина на корабле...

— У нас суеверных чудаков мало, — парторг глянул на удивленные лица окружавших и добавил: — Вернее, нет совсем.

— Я же вам сказал? — напомнил я девушке, выговаривая слова громко, чтобы все слышали. — У нас народ сознательный. — И я повторил запомнившееся мне изречение грузинского поэта.

— Поэту не воевать, дай бог ему здоровья, — буркнул кто-то, вызвав этим общий смех.

— Главный старшина Нина Тесленок наша гостья сегодня. Покажем ей наше гостеприимство! — вставил я, с интересом приглядываясь к морякам.

Девушку пригласили в отсек, усадили обедать, принялись изощряться в остротах. Когда после обеда прощались, немногим, конечно, хотелось, чтобы она уходила с корабля. Во всяком случае, своей непосредственностью, остроумием и веселым нравом Нина сумела оставить хорошее впечатление о себе...

Зашло солнце. Спустились вечерние сумерки. Из-за старых чинар, перекрывших узкую протоку, на лодках стало совсем темно.